Миссия в Париже. Игорь Яковлевич Болгарин

членам Миссии, с каждым попрощался за руку. Сказал Тихонову:

      – Был рад с вами познакомиться, Александр Дмитриевич. И благодарю за это совместно проведенное время.

      – Я тоже рад, – Тихонов взял его руку в свои большие ладони. – Прощаться не будем. Скажем друг другу «до свиданья». Надеюсь вскоре снова увидеть вас, – и уточнил: – В Москве.

      – Может, еще успею с вами? – с тоскливой безнадежностью не то спросил, не то поинтересовался, как на это отреагирует Тихонов.

      – Сожалею, – словно бы попросил прощения Тихонов. – О вас теперь будет заботиться Борис Иванович Жданов. Насколько я осведомлен, эта фамилия вам знакома?

      – Лично с ним не знаком, но слышал о нем много хорошего.

      – Замечательный человек.

      – Надеюсь… Счастливо вам, – грустно сказал Кольцов.

      – И вам тоже.

      Делегаты, окружив Тихонова, как цыплята наседку, двинулись к выходу. Они шли, тесно сгрудившись, стараясь не отставать от Тихонова. Эти еще совсем недавно боевые конники, опытные рубаки, со страхом оглядывались по сторонам. Их пугало здесь все: чужая речь, незнакомая нарядная публика, гудки лимузинов, звуки шарманки.

      Кольцов проводил их тоскливым взглядом. Впервые в его богатой на нестандартные случаи жизни он оказался в ситуации, которую не совсем понимал и, тем более, никак не мог на нее повлиять. Более того, предприятие, в которое он ввязался еще там, в Москве, казалось ему крайне легкомысленным и непродуманным. И если бы в разговоре с Вениамином Михайловичем Свердловым случайно не всплыла фамилия Старцева, он, несомненно, отказался бы от этой поездки. И никто, даже Феликс Эдмундович Дзержинский, не смог бы его уговорить. Но…

      В ту минуту он представил себе растерянного, обворованного Ивана Платоновича Старцева, милого, доброго и кристально честного пожилого интеллигента, который не однажды в жизни выручал его, спасал почти от неминуемой смерти – и все, и Павел уже не думал о бессмысленности предложения, которое сделал ему Свердлов. Он сказал «да» потому, что не мог поступить иначе, потому, что хотел подставить плечо помощи этому дорогому ему человеку, бесконечно одинокому в далеком и чужом для него Париже.

      Кольцов и Болотов едва ли не с последними пассажирами, прибывшими поездом «Варшава – Париж», покидали перрон. Краем глаза Кольцов заметил: один из молодчиков отскочил от стенки, бросился к ним. Перегородив путь, широко размахивая руками, стал что-то доказывать Болотову. Но Болотов произнес одно только слово, вполне возможно, непечатное. Во всяком случае, парень тут же отступил и снова вернулся на свое место у стены.

      – Что он хотел? – спросил Кольцов.

      – А что может хотеть бродяга, клошар? Нищий, если по-нашему, – пояснил Илья Кузьмич. – Особая каста. Законом здесь запрещено нищенствовать, но можно получить вознаграждение за оказанную какую-либо услугу. Или воровать. Этот предложил сопроводить нас в гостиницу с таким сервисом, от которого никогда не отказываются мужчины.

      – И что же вы?

      – Я ему ответил. Он меня понял.

      Пройдя