Беседы на Евангелие от Марка. Священномученик Василий Кинешемский

твоей доверчивостью и обманывает тебя… Берегись также Марьи Васильевны: она дурная… Ты больше знайся с Марьей Егоровной…

      Так звали свояченицу Тимовася.

      – Ты мне, кажется, не веришь, Василий Тимофеевич! Так вот слушай: Марья Егоровна сейчас ставит шаньги (зырянские лепешки. – Е. В.) в печь… Пошли к ней мальчика… Пусть он мне принесет… Я поем…

      – Помилуй, – возразил робко Тимовась, – какая теперь печь!.. Шесть часов вечера!..

      – Нет, ты все-таки пошли! Они завтра собираются уезжать и затопили печь… Пошли!

      Мальчика послали. Он вернулся минут через сорок и принес с собой миску теплых шанег. Все сказанное оказалось верным. Муж Марьи Егоровны собирался рано утром уезжать, и, чтобы напечь ему подорожников, пришлось затопить печь.

      Далее начались хозяйственные разговоры: о посеве, о полевых работах, о домашнем скоте. Предсказано было, какие коровы падут, сколько их останется, сколько будет телят и т. д. Впоследствии все это оправдалось.

      Потом вдруг тот же голос заявил:

      – Ты знаешь, мне дана власть над твоей Лизой… Стоит мне только нажать на сердце, и она умрет…

      Бедный Тимовась взмолился:

      – Пожалей, если имеешь такую власть… Пожалей девушку… Она одна у меня дочь!

      – Хорошо, подумаю!.. – был ответ. – Мы посоветуемся!..

      Раздались еще какие-то новые, незнакомые голоса, как будто разом говорило несколько человек. Потом они стали постепенно затихать, как будто удаляясь, и наконец все замолкло.

      Лиза заснула.

      На другой день она не помнила ровно ничего и не знала ни одного русского слова. Единственное, что она могла рассказать, – это о том, что случилось с ней за минуту до припадка: пришел кто-то в черном, сел ей на грудь и сильно сжал. У нее захватило дыхание, и она потеряла сознание. Дальше она ничего не чувствовала.

      Несколько похожий случай я помню из своей пастырской практики. Однажды меня пригласили причастить умирающую девочку. Когда я пришел, больная, девочка-подросток лет 12–13, находилась, по-видимому, уже в состоянии последней агонии.

      Трупные тени легли на лицо, в горле слышался слабый клекот, известный в народе под названием «колоколец», как это бывает у умирающих в последние минуты. Но вместе с ним в ней происходило что-то необыкновенное: из полуоткрытых губ то и дело вырывались ужасные бранные слова. Она ругала свою мать, находившуюся в комнате, ругала самой скверной, солдатской, площадной бранью.

      Это была жуткая картина.

      Девочка, почти ребенок, на пороге смерти – и эта отвратительная брань… Голос звучал резко, точно стукали по деревянной доске, слова вылетали с небольшими паузами, но методически, с какой-то злой настойчивостью. И в то же время по глазам было видно, что бедная девочка вряд ли понимала, что с ней делается… Было впечатление, как будто кто-то изнутри дергал пружинку и слова выскакивали автоматически…

      Причастить больную оказалось невозможным: у нее уже не было глотательных рефлексов.

      Пришлось