Мика. Лорел Гамильтон

этими карими глазюками, и все тут же отворачиваются в сторону, пока она нарушает десяток правил и сам закон, который мы клялись поддерживать, гнет под себя! – Он обернулся на сиденье, насколько позволил ремень безопасности. – Как вы это делаете?

      – Франклин! – предупредил его Фокс.

      – Нет, ничего, Фокс. Если мы сейчас этого с агентом Франклином не утрясем, то дальше не сможем вместе работать. Правда, агент Франклин? – И у меня тоже голос не был особенно дружелюбным. – Вы хотите знать, как я это делаю?

      – Да, – ответил Франклин. – Хочу знать.

      – Я знаю, что вы думаете. Вы думаете, я со всеми трахаюсь. Но с Фоксом мы ни разу раньше не встречались, так что здесь не может быть этот случай. И сейчас вы ворочаете мозгами, пытаясь понять, как это.

      Он посмотрел хмуро.

      – Когда вы думали, что все дело в сексе, просто бабенка спит со всеми, кто способствует ее карьере, – это вас устраивало. А теперь – теперь вы просто не понимаете.

      – Да, – ответил он. – Не понимаю. Фокс – самый жуткий буквоед из всех агентов, с которыми я работал, и он вам позволяет тащить в дело штатского. Очень на него не похоже.

      – Этого штатского я знаю, – сказал Фокс. – И в этом вся разница.

      – Он был жертвой насильственного преступления. Ну и что? Вы его знали… когда это было?

      – Девять лет назад, – ответил Фокс. Темные глаза его не отрывались от дороги, руки спокойно лежали на руле.

      – И вы не знаете, что он сейчас собой представляет. Девять лет – это долго. Он же тогда был подростком!

      – Ему было восемнадцать, – ответил Фокс старательно не проявляя никаких эмоций.

      – И вы не можете знать, кто он сейчас. Вполне может оказаться преступником.

      Фокс покосился в зеркало заднего вида:

      – Ты преступник, Мика?

      – Никак нет, сэр, – ответил Мика.

      – И все? – У Франклина был такой вид, будто он сейчас накрутит себя до истерики – или до апоплексического удара. – Вы его спрашиваете, не преступник ли он, он отвечает, что нет, и вас это устраивает?

      – Я видел, после чего он выжил, а вы не видели. Он отвечал на мои вопросы, когда вместо голоса у него был ржавый напильник, потому что убийца выдрал ему глотку когтями. Я в Поддержке Расследований проработал пять лет, и то, что видел тогда у него, – это был один из худших случаев. – Ему пришлось ударить по тормозам, чтобы не въехать в неожиданно остановившийся перед нами поток машин. Мы все свели очень близкое знакомство со своими ремнями безопасности, и Фокс продолжал: – Он вам не должен ничего доказывать, Франклин, а мне он уже доказал все, что мне нужно. И вы оставите в покое его и маршала Блейк.

      – И вы даже не хотите узнать, зачем он здесь? Зачем она привезла его с собой? Идет расследование дела, а он может оказаться даже репортером!

      Фокс глубоко, долго и шумно вздохнул:

      – Я позволю вам задать им этот вопрос, только один раз, а потом вы оставите эту тему, Франклин. Оставите, пока я не начал лучше понимать мотивы, по которым Брэдфорд добился вашего перевода.

      Это