Сестра Марина. Люсина жизнь (сборник). Лидия Чарская

на десять. Тяжелая продольная складка залегла между темных бровей.

      – А «бабушка» наша читает над покойницей… До увоза ее читать будет, – сказал кто-то из сестер.

      – Да. И Розочка с ней, и Юматова. Не оставляют бедную Наташу, – произнес еще кто-то за столом.

      Тут только, подняв голову, заметила Нюта, что места Розановой, Юматовой и старейшей из сестер – Кирилловой – заняты другими.

      – А Бельской дано знать? – снова услышала она тут чей-то вопрос.

      – Как же! Я еще утром телеграмму послала, – отозвалась Ольга Павловна и поникла седеющей головой над тарелкой.

      И Нюте послышалось, как будто сестра-начальница не то вздохнула, не то прошептала тихо-тихо, чуть слышно самой себе:

      – Бедная Наташа! Бедная Наташа!

      – Курсистки-испытуемые, в аудиторию пожалуйте! Валентин Петрович давно ожидает! – раздался громкий голос.

      Когда Нюта вошла в небольшой светлый покой со столами и скамейками как в школе, с черной аспидной доской[22], мольбертом в углу и с кафедрой для лектора посередине, ей живо пришел на память институтский класс, такие же столы-пюпитры, такие же длинные скамейки, такие же кафедра и доска.

      В аудитории находились все пять «испытуемых», в ситцевых платьях и полосатых синих рабочих передниках, с черными косынками на головах. Нюта быстрым взглядом окинула их. Была здесь и пожилая седовласая сестра, с худыми морщинистыми щеками, и крепкая, здоровая, купеческого типа краснощекая женщина с простоватым лицом, и три совсем молоденькие, почти юные сестры, с веселыми, по-детски довольными лицами, хихикавшие чему-то в углу комнаты.

      – Ну, вот и вы, сестренка! Теперь можно и начинать, – приветствовал Нюту знакомый уже ей доктор Козлов, наскоро пожимая девушке руку. – Вы, сестричка, умудрились как раз в «самую центру вгодить», как говорит мой почтенный коллега доктор Ярменко… Ваше поступление в нашу богоспасаемую обитель как раз совпало с началом лекций… А что, небось, не больно-то ладно, сестричка, на школьную скамью возвращаться? Ну, да ничего не поделаешь. Через шесть недель косынку уголком носить станете и себя ух какой мудрой девицей считать будете! – и внезапно сделавшись серьезным, теряя обычную шутливую улыбку на своем свежем по-стариковски лице, Козлов произнес совсем уже иным тоном:

      – А вы, сестричка, насчет анатомии как?

      – Я ее проходила в институте. У нас для желающих существовал особый класс, был устроен курс анатомии, гигиены и первой помощи. Последней, впрочем, меня мама еще в детстве, когда я была десятилетней девочкой, выучила, – смущенно вспыхнув, произнесла Нюта.

      – Ого! – промолвил Козлов таким тоном, что Нюта не поняла, обрадовался он или посмеялся над ней. – Ого! Да вы совсем у нас ученая барышня. Вас, пожалуй, и проэкзаменовать можно. А? Только чур, я бодаться зол, как и всякий козел. Берегитесь ошибаться, сестрица!

      Три молоденькие «испытуемые» смешливо фыркнули при этой шутке. Пожилая сердито нахмурилась. Румяная «купчиха» с откровенным

22

А́спидная доска – доска из черного сланца.