Рыжик. Алексей Свирский

ними.

      Испуганные животные с неимоверной быстротой неслись по всем направлениям; свинья хрюкала, поросята визжали, собака лаяла, а сам Рыжик, как тигренок, перескакивал с кочки на кочку и, размахивая кнутом, изо всей силы кричал Мойпесу:

      – Куси, куси проклятых!

      Через минуту на лугу и помину не осталось как от самой свиньи, так и от ее поросят. Одни только Санька с Дуней стояли возле рощи да Мойпес, высунув язык, тяжело дышал, улегшись у ног хозяина.

      – Пусть тетенька теперь ищет своих свиней, – с трудом переводя дух, проговорил Рыжик.

      – Их теперь нельзя будет найти? – спросила Дуня.

      – Нет, – уверенно ответил Санька, – они будут бежать, бежать, пока до Москвы не добегут, а там и подохнут. Дальше Москвы никто не в силах бежать. Твой дядя рассказывал, что и французы дальше Москвы не могли идти и все перемерзли, а уж поросята наверное погибнут… Вот разве сама свинья выдержит…

      – Ох, боюсь! – протянула Дуня.

      – Чего?

      – Бить тебя будут.

      – А я убегу, – успокоил Рыжик Дуню и пригласил ее сесть на траву и разделить с ним обед.

      Глава XI

      Второй побег

      День был знойный, безветренный. С высоты голубого неба палило июньское солнце. Было сонливо-тихо. Широкий луг, обожженный солнцем, пожелтел и замер. Задремала и роща. Только неугомонные и невидимые кузнечики без умолку стрекотали да изредка и как бы нехотя пиликали в роще мелкие птички. Санька с Дуней уселись в тени под густой зеленью молодого орешника. Мойпес растянулся тут же, высунув мокрый и трепещущий язык. Кругом, насколько мог охватить человеческий глаз, не было видно ни одной живой души.

      Рыжику было жарко; с него пот катился градом, и он с трудом переводил дыхание.

      – Кабы речка близко была бы, вот бы когда я выкупался, – протянул он, вытирая потное и красное лицо.

      Дуня молчала. Она была занята думами о поросятах, убежавших, по словам Саньки, в Москву.

      Рыжик, отдохнув немного, развязал свою сумочку, достал из нее кусок пшеничного хлеба, пару луковиц, соли и, разделив все это пополам, одну часть положил себе на подол рубашки, а другую отдал Дуне. Та молча приняла свою порцию и апатично стала есть. Временами она отщипывала тонкими пальчиками хлебную мякоть и кидала Мойпесу. Собака на лету подхватывала кусочки и так быстро проглатывала их, что издали можно было подумать, что она ловит мух.

      Дети закусили, легли на траву и долго глядели на небо. – Небо-то какое высокое, страсть! – после долгого молчания заговорила Дуня. – Санька!

      – Ась?

      – Небо-то, говорю я, какое высокое.

      – Да… Ни один человек не может до неба камнем достать.

      – А птицы достают небо?

      – Нет. Змей, тот достанет.

      – Какой змей?

      – Бумажный. Вот ежели, к примеру, пустить его да нитку оторвать, он будет лететь, лететь, пока в небо не вдарится…

      – А тогда что?

      – Тогда он сгорит. Попадет на солнце, а солнце-то все в огне, ну он и сгорит.

      Дети снова умолкли.

      – А что,