Страж раны. Андрей Валентинов

для всего народа важно! – возразил Косухин, почувствовав в речи собеседника нотки интеллигентского индивидуализма.

      – Отчего ты говоришь от имени народа? – поинтересовался незнакомец. – Разве ты один воюешь за него? Разве те, кто умер, не имели свой голос? Чем ты лучше их?

      Сказано это было настолько веско, что Косухин сник.

      – Истинно говорю: это важно для тебя самого.

      Степу так и тянуло почесать затылок, что обычно сопутствовало размышлению, но он все же сдержался. И тут он сообразил, что незнакомец, чьи дрова они жгли и в чьем убежище отдыхали, вероятно голоден.

      – Вы… того… – начал он. – Поужинаем…

      – Ты поделился со мной огнем, – улыбнулся гость. – Иногда это важнее, чем преломить хлеб. Я не голоден, Степан…

      Гость встал.

      – Мы поговорили обо всем, кроме награды. Чего хочешь ты?

      – Я? – поразился Косухин. Награды он был согласен получать лишь от имени трудового народа.

      – За все положена награда, – твердо повторил незнакомец. – Все имеет свою цену.

      – Это у вас имеет! – огрызнулся Степа, вспомнив уроки Закона Божьего в заводской школе. – Это у вас за чечевичную похлебку чего-то там отдают…

      – У нас? – искренне удивился гость.

      – А, ладно! – решился Косухин. – Там, у старика, что нас прятал, дверь есть. Интересно было бы туда заглянуть. Только чтоб обратно вернуться!

      – Не ведаешь, о чем просишь, – покачал головой незнакомец. – Но да будет так… Прощай, и если будет невмоготу, проси помощи – тебе помогут.

      – У кого?

      – Ты просил помощи возле тела Ирмана. Просил, когда падал самолет. Тебе помогли…

      Косухину стало жарко. «Откуда?» – мелькнуло в голове, и вдруг его охватило странное чувство, похожее на стыд.

      – Я… ну, в общем, в Бога не верю…

      – Не лукавь сам с собою, Степан. Мы еще увидимся… Прощай…

      Степа едва кивнул в ответ, почему-то ожидая, что его гость исчезнет в столбе пламени или воспарит в небо. Но незнакомец, секунду постояв на пороге, быстрым шагом направился вправо, как раз туда, где лежала тропинка, ведущая к Шекар-Гомпу. И почти тут же звезды стали гаснуть, а из налетевшей тучи пошел густой пушистый снег.

      – …Что, уже утро?

      Арцеулов выбрался из-под тулупа, недоуменно глядя то на Степу, то на розовеющее небо.

      – Кажись… – вяло ответил Косухин. Он и сам не заметил, как просидел остаток ночи.

      – Почему вы меня не разбудили?

      Арцеулов был явно недоволен. Высыпаться за чужой счет он не считал возможным.

      – Спать не хотелось, – столь же вяло ответствовал Косухин. – Ты лучше, Ростислав, кипятку сообрази… Пора идти.

      Капитан хотел по привычке вступить в спор, но поглядел на Степу и промолчал. Он с удовольствием умылся снегом и стал разводить огонь, сожалея, что в подаренном мешке не оказалось чайной заварки.

      Тропу нашли сразу. Она тянулась вдоль ручья, прижимаясь к отвесной черной стене. Ручей протекал в глубокой узкой расщелине, тропа же тянулась как раз между ним и стеною.