Склейки. Наталья Лебедева

сразу видно, что брал Андрюха. Ничего нового. Полгода в новостях, а уже знаю – что-то по-настоящему новое происходит редко. Ужас.

      Смотрю на экран компьютера, режу видеоряд на аккуратные, по три секунды, куски, отсекаю от синхронов все ненужное; даю губернатору произнести всего две фразы, и пусть меня потом убьют. Набиваю титры. Начинаю чувствовать себя – собой, спасибо Данке. Хорошо, что я не пошла домой.

      Пишу текст. Сначала выходит стандартный бред: «Новый коровник открылся сегодня в районе». Дальше – про головы скота и литры молока и, конечно, про губернатора, который важнее голов и литров. Становится тошно. Переписываю. Говорю о том, что коровам не будет холодно зимой, что их новый дом чист и светел. Убегают из текста литры, а головы скота становятся очаровательными коровьими мордами. Выбираю кадры под стать: карий глаз в пушистых ресницах, узкая морда с широкой губой, красиво изогнутая шея. Белое-белое молоко в стаканах. Губернатора у меня почти нет. Ну не убьют же меня за это? Вот он на среднем плане перерезает ленточку, розовую, но не такую яркую, как Дядь-Пашина машина, вот десять секунд рассказывает, как все это здорово. Жаль, не взять интервью у коровы – было бы интереснее.

      Текст готов, я встаю забрать распечатку и отнести ее в студию, чтобы набить подводку[4] в компьютер ведущего.

      И тут вдруг понимаю, что в студии – кровь, а ведущего нет. И только компьютер остался.

      – Дан!

      – Да? – Она уже в монтажке. Монтажка втиснута в наш кабинет, как спасательная капсула. Ее дверь прямо за редакторским столом. Я боюсь туда идти: знаю, какие кадры там монтируют. Интересно, кто из операторов снимал? Спрошу потом.

      – Дан, а куда вбивать подводки? Идти в студию?

      – Да ты что, мать, сдурела – в студию? Набивай здесь.

      Я иду к тому компьютеру, что подключен в сеть, и на самом деле вижу открытый документ с подводками.

      – Дан! – кричу я, оборачиваясь. – И на суфлер будем кидать отсюда?

      Она, крутя в пальцах тонкую сигаретку, появляется в дверях монтажки:

      – Какой суфлер? Эфириться не будем, пойдем в записи. Поставим синий фон в директорском кабинете, Леха подложит задник на компьютере.

      – А кто ведет?

      – Аришка поехала причесываться. Ее на радио с эфира сняли – по высочайшему… – Данка поднимает вверх короткий палец с длинным ногтем. Золотое кольцо на нем многозначительно вспыхивает. – Пойду, – говорит она, лениво потягиваясь, – покурю с начальством. Может, узнаю что-нибудь. А ты иди, клей коровник, а потом домой. Иди! А то приедет Надюха с тремя сюжетами…

      Выхожу из монтажки в кабинет. Никого… В голове звон, в теле – пустота, поролон вместо внутренностей. Всегда так, когда много работы.

      Три часа дня, а я уже очень устала, и это странно. Кажется, будто я сделала несколько выпусков одна.

      И вдруг в коридоре – шум: голоса, повышенные едва ли не до крика. Лягушонка в коробчонке – Надька. Голос ее приближается, подобно взрывной волне, накрывает меня с головой, заставляет тереть поролоновый висок. Данка гавкает на нее, как Моська на слона:

      – Где вы были? Я жду, жду…

      – В

4

Подводка – часть текста, которую ведущий произносит перед сюжетом.