Марийкино детство. Дина Бродская

прыгать по лужам под маминым красным зонтиком, а если был дождик, она плакала оттого, что в дождик не пускают на улицу без калош.

      – Вот оно, твое сокровище бесценное, явилось!.. – говорила Лоре Катерина.

      – Ну, надевай же чулочки, видишь – Марийка пришла.

      Лора протягивала Катерине ногу. Но иногда она кричала Марийке, как только та переступала порог:

      – Уходи к себе на кухню! Ты сегодня некрасивая!

      Марийка поворачивалась и уходила обратно, показав Лоре два раздвинутых пальца, что означало: «Ссора на всю жизнь». После этого она дулась несколько дней. Когда ее опять звали в комнаты, она не хотела идти и пряталась под кроватью, где пахло пыльной паутиной и где от всякого движения звенели над головой расхлябанные матрасные пружины.

      Мать вытаскивала ее из-под кровати за ногу и, отшлепав, кричала:

      – Дуреха! За ней господа присылают, а она еще фасоны строит! Подумаешь, принцесса гордая! Иди!..

      И Марийка шла, ругая шепотом мать, Лору, Катерину и доктора с докторшей.

      Лора встречала ее так, как будто ничего и не случилось.

      – Ну, – говорила она, – придумывай игру.

      И Марийка придумывала.

      Одна половина жизни Марийки проходила на кухне, другая – в детской, у Лоры. После картофельной шелухи, после ваксы, которой она мазала докторские штиблеты, ей было даже страшно брать в руки чистенькие книги с цветными картинками и кукол в голубых и розовых платьицах. А Лора без Марийки не умела играть и даже не знала, как заправлять игрушечную швейную машинку. Шелковые лоскутики, которые ей давала Елена Матвеевна, без Марийки валялись зря.

      Немного поиграв, девочки бежали в спальню к докторше Елене Матвеевне.

      В спальне Катерина поднимала шторы, и на пол падали кружевные тени от гардин. На широкой дубовой кровати между сбившихся подушек лежала, щурясь на свет, молодая женщина, такая же рыжая, как Лора, только без веснушек.

      – Мамочка, не надо ли тебе чего-нибудь поискать? – спрашивала Лора.

      Девочки знали, что Елена Матвеевна всегда рассовывает свои вещи куда попало и потом ни за что не может припомнить, где они.

      Марийка с Лорой любили разыскивать ее платки и гребенки, которые всегда оказывались в самых неожиданных местах.

      Однажды весь дом искал полдня перчатку, и, когда все уже перестали искать, Марийка случайно нашла ее в китайской вазе.

      В углу у Маласихи

      Марийкин отец, часовой мастер Соломон Михельсон, умер восемь лет назад, за шесть месяцев до рождения дочери.

      Это был тихий молодой человек с темными глазами. Он принимал в починку не только часы, но и старые бинокли, микроскопы, компасы. За починку брал он недорого, а работал очень аккуратно. Поэтому в его крохотном магазинчике, где один угол был занят картузником[5], всегда можно было застать двух-трех заказчиков.

      Каждую пятницу Михельсон запирал свой магазин на час раньше и шел заводить часы к адвокату Радзевскому.

      Радзевский жил в собственном особняке с облупившимися колоннами. У

5

Карту́зник – мастер, который изготовляет картузы, мужские головные уборы, похожие на фуражки с козырьком.