Люби меня вечно. Джоанна Линдсей

л на земле; кровь впитывалась в дерн. Он понимал, что смертельную рану получила его гордость: противно, когда лэрда клана Макгрегоров вынуждают присоединиться к обыкновенным грабителям. Но то, что он имел глупость получить ранение, вообще ни в какие ворота не лезет.

      – Лахлан? – снова настойчиво окликнул один из членов его клана.

      – Да вроде не помер, так что не вздумай тащить мое тело домой, Ранальд. Пусть гниет тут, как оно того и заслуживает.

      По другую сторону от него кто-то негромко рассмеялся.

      – Ну вот, зря тревожился, Ранальд, – сказал Джиллеонан Макгрегор. – Разве можно серьезно повредить эту огромную тушу одним крошечным кусочком свинца из пистолета какого-то англичанишки?

      Лахлан хмыкнул. Ранальд, убедившись, что лэрд жив, вздохнул.

      – Да я не боялся, – проговорил он одновременно хвастливо и с облегчением. – Только как мы взгромоздим его на лошадь? Если он сам не встанет, ему и правда придется здесь гнить: ведь его даже вдвоем не поднять!

      – Ну, тут волноваться нечего. Я припоминаю, как мы однажды развели огонь у его ног – он был тогда еще совсем молодым. Удивительно, до чего проворен бывает даже такой громила, как старший Макгрегор, если…

      Лахлан тихо зарычал: он хорошо помнил это происшествие. Джиллеонан снова рассмеялся, а Ранальд прищелкнул языком и серьезно заметил:

      – Не стал бы я этого делать, кузен. Огонь укажет англичанам, где мы находимся, если они, дураки, еще нас ищут.

      – Верно. Никакого огня и не понадобилось бы, если бы лэрд дождался нашего возвращения домой, а потом уже падал со своей коняги. Но ждать он не стал и вот теперь лежит тут. Можешь что-нибудь предложить?

      – Могу, – запальчиво ответил Лахлан. – Я переломаю вам обоим шеи, и тогда будем гнить здесь втроем.

      Оба его родича знали, что огромный рост Лахлана – шесть футов и семь дюймов[1] – болезненная для него тема. Они подначивали его, чтобы он разозлился, но не настолько, чтобы их прикончить, и встал самостоятельно.

      Пока было непонятно, насколько он разозлился, поэтому Ранальд сказал:

      – Если ты не возражаешь, Лахлан, мне не хотелось бы гнить так близко от границы с Англией. Вот наверху, в горах, я бы согласился, но здесь, в низине… Нет, мне это не по нутру.

      – Тогда заткнитесь и дайте немного прийти в себя. Может, я сам смогу сесть на лошадь.

      Предложение было встречено полным молчанием. Надо полагать, они разрешили ему отдохнуть, но беда в том, что он не был уверен, остались ли у него силы, отдыхай – не отдыхай. С каждой минутой он слабел, силы покидали его. Чертова рана. Если бы он не почувствовал, как пуля вошла в него, он бы не мог с уверенностью сказать, что ранен в грудь. Тело онемело еще до того, как он рухнул с лошади.

      – Спорим, он снова размечтался, потому его и подстрелили, – опять стал подначивать Джиллеонан, когда через несколько минут Лахлан так и не сдвинулся с места. – Он уже больше года сохнет по рыжей красотке, которую украл у него англичанишка.

      Лахлан прекрасно понимал: его родич пытается снова пробудить в нем гнев, чтобы он наконец встал. И, черт подери, ему это удалось, потому что слова Джиллеонана были чистой правдой.

      Когда в него стреляли, он был погружен в мысли о красавице Меган с огненно-рыжими волосами и огромными темно-синими глазами – более красивой девушки он не встречал. Он думал о ней всякий раз, когда они выходили на грабежи к границе Англии, потому что именно тут он ее встретил – и потерял. Конечно, и в другое время он вспоминал ее, но это было его дело, и другим соваться нечего, какую бы цель они ни преследовали.

      – Это я украл ее у англичанина, – промямлил Лахлан, – а он только забрал ее обратно. Совсем не одно и то же.

      – Забрал обратно и хорошенько тебя поколо…

      Напоминание заслуживало хорошей оплеухи, и удар Лахлана, несмотря на то что он очень ослабел, повалил Джиллеонана, стоявшего на четвереньках. Тот упал, изумленно крякнув, хотя именно такой реакции от своего лэрда и добивался.

      Сидевший по другую сторону Ранальд рассмеялся:

      – Прекрасно, Лахлан! А теперь, если ты так же резво взгромоздишься на свою лошадку, мы доставим тебя домой, чтобы Несса занялась твоей раной.

      Лахлан застонал. Джиллеонан набросился на Ранальда:

      – Ты что, парень, не в себе? Я бы кинулся в другую сторону, только бы избежать забот Нессы. Сначала всего тебя слезами вымочит, потом ругани не оберешься. Ох, ну до чего же противно!

      Ранальд приподнял бровь:

      – Ты думаешь, она будет тиранить лэрда?

      – Конечно, будет, – пробормотал Лахлан, а про себя добавил: «И поделом мне за мою глупость». С этой мыслью он перекатился со спины на живот и встал на четвереньки. В глазах поплыло… Безлунная ночь – что может быть лучше для разбойников! Но разбой и любовное томление явно плохие товарищи, надо бы впредь разделять их. Конечно, если он вообще переживет это фиаско. – Ведите меня к этому жалкому животному, – попросил он родичей.

      Те

1

Два метра.