Проект «Феникс». Франк Тилье

в игру вступает мозг, а именно – зрительная кора, которая и восстанавливает правильное положение, то, что определяется силой тяжести. Так вот, вполне можно предположить, что чуть больше года назад работа этой зоны мозга у Царно начала мало-помалу разлаживаться и дело кончилось настоящей неврологической дисфункцией.

      – Следовательно, все это началось еще до того, как он сорвал зло на моих детях?

      – Да, именно так. Он говорил, что начал рисовать все вверх дном еще на бумаге – до того, как совершить преступление. Только, видите ли, лист бумаги можно перевернуть, и все будет выглядеть нормально, ну и поди знай, говорит пациент правду или лжет. Но как бы там ни было, эти приступы особенно часто и неуклонно повторялись у Царно в последние недели.

      – А скажите, эти перевернутые изображения… они могли быть так или иначе связаны с его жестокостью? С насильственными действиями, которые он совершал?

      Дюветт, похоже, взвешивал каждое слово, перед тем как его произнести.

      – Думаю, вам, как и мне, известно прошлое Грегори Царно. Его воспитывали любящие приемные родители, католики. Детство у мальчика было самое что ни на есть нормальное. Учился он средне, но был спокойным ребенком, не шалил, не хулиганил, не бузил. Ребенком Царно почти не дрался, консультации у психиатров в анамнезе не значатся. Да скорее всего, никто его и не задирал – такого здоровяка: в тринадцать лет росту в нем было уже сто восемьдесят сантиметров, и он от природы был очень силен. Поскольку мать оставила его в роддоме, и имя ее неизвестно, я даже не пытался отыскать анамнезы его биологических родителей. Это белое пятно в его карте. Вообще, все, что нам известно об особенностях Царно с медицинской точки зрения, – непереносимость лактозы: стоило ему выпить каплю молока, у него начинались безудержная рвота и диарея. Иногда другие заключенные развлекались тем, что подливали немножко молока в его пищу, им доставляло удовольствие видеть, как он мучается.

      – Вот уж что волнует меня меньше всего на свете, так это его мучения!

      От напряжения Люси до синяков исщипала себе ноги. Все это из-за царящей здесь атмосферы безумия и смерти. Она ведь тоже интересовалась прошлым убийцы своей дочери. Родился 4 января 1958 года в Реймсе у женщины, пожелавшей остаться неизвестной, был усыновлен семейной парой из того же города, верующими тридцатилетними людьми. Все они вскоре перебрались в Пуату, поскольку приемного отца Царно перевели туда по службе. Когда Царно подрос, он устроился рабочим на местную фабрику по производству ящиков для льда. Никаких проблем у него не было, работал нормально, не прогуливал, люди оценивали его положительно, и так продолжалось до тех пор, пока он не совершил непоправимое.

      Едва не прокусив себе щеку, Люси вернулась к настоящему. Стоило ей подумать о безоблачном прошлом убийцы своей дочери, самообладание ей отказывало. И так каждый раз. Она не хотела знать ничего, что могло бы снизить степень ответственности Царно. Он умер? Пусть так, но она хочет, чтобы груз его вины оставался на нем, чтобы