Проект «Феникс». Франк Тилье

с удовольствием погладил пса – он любил собак.

      – Как мальчика зовут?

      – Кларк.

      – Привет, Кларк! А сколько ему?

      – Скоро год.

      Дверь из прихожей вела в комнату, заваленную детскими вещами. Игрушки, раскраски, одежда, видеоигры, книжки с заданиями на лето.

      – У меня жуткий бардак, простите, – сказала Люси.

      Майор посмотрел на нее с печальной улыбкой:

      – Да брось ты, не извиняйся.

      В гостиной, на низком шкафчике с посудой, десятки фотографий близняшек. На первый взгляд Клару от Жюльетты не отличишь, но Люси когда-то объяснила ему, что у одной из девочек, Кашмарек забыл у которой, на радужке черное пятнышко. Он стиснул зубы. Сколько же он видел у себя в кабинете несчастных родителей с навеки запечатлевшейся на лицах болью! Зачем Люси эта выставка? Она же таким образом обрекает себя на вечную муку, вечное истязание. Или для нее это способ преодолеть трагедию, способ противостоять горю? А что на самом деле чувствуют родители, потерявшие детей? Невозможность понять и принять случившееся? Вечный гнев? Вечное: «Почему это досталось именно мне?» Если они католики, то отвергают ли в таких случаях Бога или, наоборот, обращаются к Нему за помощью? Как много вопросов, и как странно, что до сегодняшнего дня он никогда не задавался ими.

      Они прошли на кухню, и Люси включила кофеварку.

      – Прежде чем вы спросите меня, как мне живется, скажу: не проходит ни секунды, чтобы я не думала о случившемся. Когда это произошло, майор, я оказалась по ту сторону границы. Я оказалась с теми, кто всегда был рядом с нами, но не особенно занимал наше внимание: с потерпевшими… нет, с жертвами. С жертвами, которые еще дышат и даже иногда смеются. Жизнь на оставшемся им отрезке пути продолжается, и, значит, я – в порядке. Насколько можно, в порядке.

      Она взглянула на двух кукол в углу, одинаково одетых, одинаково причесанных.

      – Ну и потом… у меня же осталась Жюльетта… И мне нужно теперь сделать для нее всё.

      Кашмарек перевел тяжелый взгляд с кукол на хозяйку дома. Она заметила это и сочла нужным объяснить:

      – Вас, кажется, удивили эти куклы? Две куклы, а дочь только одна…

      Люси подошла к куклам, взяла одну в руки, поправила серую жилетку.

      – Для Жюльетты Клара жива. Психиатр сказал, что нужно время, чтобы девочка физически отделила себя от сестры. Может быть, на это уйдут многие годы, но в конце концов это случится. А пока у малышки в голове нечто вроде защиты: механизм, который призывает Клару, когда Жюльетта в ней нуждается. Тот самый механизм, что иногда делает нас терпимыми к душевной боли, что помогает нам перенести куда больше, чем мы можем себе представить. В любом случае таинственная связь между однояйцевыми близнецами не исчезает никогда. Клара так и останется жить в голове у Жюльетты. И в моей тоже. Даже через пятьдесят лет. Клара будет жить всегда… И я хочу этого сейчас больше всего на свете. Чтобы она продолжала жить. В голове моей дочки и в моей.

      Полицейский взял стул и уселся, поставив локти на стол