Последнее плавание капитана Эриксона. Игорь Болгарин

фраза, которую произнес Рольф за все время скитаний по заливу.

      Но и в Евле их тоже ждала неудача. Лишь осенняя погода на все время их плавания повернула к ним свой ясный лик: стояла солнечная и тихая.

      Больше они ни в один попутный порт уже не заходили.

      На семнадцатые сутки плавания «Эскильстуна» проплыла мимо гряды Аландских островов. Кое-где на их сером фоне заплатами выделялись красные квадраты черепичных крыш. А еще через пару часов рулевой склонился к переговорнику:

      – Капитан! Проходим Бекхольм. Швартуемся на старом месте?

      Эриксон ничего не ответил, но вскоре сам возник в рубке.

      Мимо них проплыли кирпичные стены высоких эллингов острова Бекхольм, из-за них, словно настороженные аисты, глядели в небо решетчатые краны. У причалов густо теснились большие грузовые пароходы.

      Затем «Эскильстуна» стала поворачивать, и остров Бекхольм со своими кранами и пароходами стал, словно декорация в театре, сдвигаться в сторону, и перед ними медленно возник Стокгольм.

      3

      Собственно, их взорам открылся даже не сам Стокгольм, а остров Стаден, на котором разместилась основная часть города, его деловой, торговый и административный центр с дворцами, соборами, отелями.

      За дощатыми пакгаузами просматривались сбегающие к набережной улицы, по ним куда-то торопились автомобили. В плеск волн о каменные стены набережной и хриплые крики драчливых чаек вплетались резкие, требовательные звонки трамваев.

      Они вошли в небольшой залив Стремен, место стоянки малых судов. Проплыли мимо стоящих неподалеку от берега на якорях небольших парусников, а также похожих на игрушечные, ярко раскрашенных прогулочных пароходиков, и направились к своей швартовой стоянке.

      Затих движок, и в рубке поселилась тишина. Рольф повесил на вешалку свою поношенную брезентовую куртку и накинул на себя нарядную, выходную.

      Вскоре в рубке появился уже умывшийся и переодевшийся Эриксон. Он присел на высокий вращающийся стульчик, достал из кармана коробочку с сигарами, привычно специальным ножичком срезал у одной кончик и, щурясь от солнечного света, заполонившего рубку, закурил. И все это молча и сосредоточенно.

      Рулевой стоял, опершись на штурвал, и ждал, что скажет капитан. Но Эриксон продолжал угрюмо молчать, хотя его лицо жило. Оно то хмурилось, то прояснялось. Похоже, он подводил итоги их неудачного плавания. По крайней мере так понял Рольф молчание капитана, и чтобы хоть как-то ободрить его, утешить, что ли, он первым нарушил тишину. Бодрым, не соответствующим всем тем неприятностям, что с ними произошли, голосом, он проронил:

      – Я что хотел тебе сказать, Эрик…

      Эриксона на самом деле звали Густав, но почти все хорошие знакомые и друзья чаще всего звали его Эриком. Так производное от фамилии стало его именем. Он привык к нему или смирился, но откликался на него без всякой обиды.

      – Скажи что-нибудь хорошее, – не поднимая головы, мрачно отозвался капитан. – Плохого сверх головы.

      – Так