Брат и сестра (сборник). Александра Никитична Анненская

матери!

      – Что же мама? Лучше ли ей? – спрашивали они.

      – Ничего, идите!

      Они вошли в спальню и, дрожа от какого-то непонятного страха, подошли к постели. Вид матери несколько успокоил их: она не кричала, не стонала, наружность ее не выражала страдания, она лежала неподвижно; лицо ее, окруженное прядями спутавшихся волос, было бледно, полуоткрытые глаза глядели в пространство, из посинелых запекшихся губ вылетало редкое, прерывистое дыхание.

      – Маменька, мы к тебе пришли; видишь ты нас? – прошептала Жени, положив ручку на руку матери.

      Больная не пошевелилась.

      – Разве мама спит? – спросила Вера y дамы в темном платье, стоявшей подле постели.

      – Да, спит, поцелуйте ее осторожно и уйдите, – ответила дама.

      Дети наклонились над больной, они целовали ее в губы, в лоб, в руки – она ни одним движением не показала, что чувствует эти поцелуи. Неподвижность матери, взгляд полуоткрытых глаз испугали детей.

      – Мама, мама, проснись, если ты спишь! – со слезами закричала Вера, забывая всякую осторожность и хватая обеими руками холодеющую руку матери.

      По лицу больной пробежала судорога.

      – Довольно, довольно, дети, уходите! – торопливо заговорила дама в темном платье и быстро выпроводила их за двери.

      На другое утро, проснувшись раньше обыкновенного, дети услышали в доме шум и суматоху. Горничная, пришедшая на зов их, залилась слезами при вопросе их: «Что мама?»

      – Что это значит? Неужели мама умерла? – взволнованным голосом спросил Митя.

      – Скончались, сегодня, в четыре часа, – рыдая, ответила горничная.

      В первые минуты эта страшная весть не столько огорчила, сколько испугала, ошеломила детей. Они несколько раз видали гробы в своей квартире, но то были маленькие гробики крошечных братцев и сестриц, к которым они еще не успели привыкнуть, которых они еще не успели полюбить.

      1

      Баре́жевый – сшитый из баре́жа, легкой шерстяной ткани.

      2

      В женских гимназиях, в отличие от мужских, самым младшим классом был седьмой, а самым старшим – первый.