Спасти космонавта. Тимур Максютов

пожал плечами, посмотрел затравленно на Марата, ожидая насмешки. Не дождался и успокоился, протянул худые пальцы в ожогах от паяльника:

      – Дай мне тоже покурить. Не могу на мёртвых смотреть, выворачивает.

      Подъехала «буханка» – медицинский уазик, скрипнула тормозами. Вылезли два хмурых бойца с носилками, огляделись. Марат показал рукой на широкую дверь склада:

      – Сюда давайте.

      Прокурор попрощался, напомнил Марату о завтрашней встрече и ушёл с Морозовым, что-то обсуждая на ходу. Тело Ханина занесли в уазик, Тагиров запрыгнул в него вслед за врачом, махнув рукой на прощание. Гремя ключами, мрачный прапорщик Вязьмин закрыл и опечатал склад, ушёл по своим делам.

      Серёжа Викулов продолжал стоять, прислонившись к дощатой стене, искрошив в пыль нервными пальцами так и неприкуренную сигарету. И продолжал бормотать то ли извинения, то ли проклятия кому-то.

* * *

      На следующий день ровно в два часа вымотанный Марат доставил прокурору результаты суточного труда – серую картонную папку с бумагами по делу и вещмешок с личными вещами сержанта Ханина.

      Майор Пименов кивнул, приглашая Тагирова присесть. Просмотрел материалы, в вещмешок даже не заглянул. Довольно кивнул:

      – Ну что, молодец, лейтенант, оперативно сработал. Бумаги заполнены правильно. Ещё характеристику принесёшь от командира взвода, и можно дело закрывать. Тут всё понятно. Резкий запах алкоголя, никаких посторонних повреждений… Самоубийство на почве несчастной любви под воздействием опьянения. – Майор поднялся, протянул руку. – Спасибо, буду начальнику рембазы звонить, просить о твоём поощрении. Пойду в столовую, составишь компанию?

      Марата передернуло, кислая слюна заполнила рот. После присутствия при вскрытии трупа есть он не мог – казалось, что гнусный сладковатый запах морга пропитал всю кожу. А что вытворял медик! До сих пор стояло перед глазами, как прозектор ловко шинкует вынутый из черепной коробки мозг на тоненькие полоски остро отточенным скальпелем. Будто салат готовит…

      – Спасибо, я есть не могу со вчерашнего. Как о еде подумаю – человеческие внутренности мерещатся.

      Пименов хохотнул:

      – А, понятно. Тогда не настаиваю. Ну ничего, и через это надо пройти, привыкнешь. Давай, лейтенант, до встречи, – и зазвенел ключами, закрывая сейф.

      Тагиров вышел на улицу, потопал по раскалённому асфальту в сторону своего дома. Хотелось помыться, уже в третий раз за сутки. Хоть немного притупить запах гнили.

      Марат так и не решился поделиться с прокурором своими размышлениями, что с самоубийством Ханина не всё чисто. Служить сержанту оставалось месяц-полтора, а там – домой. Неужели не мог потерпеть совсем немного и уже на месте разобраться с неверной девчонкой, расставить точки над «i»? И что-то не так было с посмертной запиской.

      А с другой стороны, Тагирову больше всех надо, что ли? Пименов – стреляный воробей, лучше знает жизнь. Может, у него этих самоубийц – по пучку в месяц, и все с прибабахом. Другие-то и не вешаются, верно?

      Но