Слишком близко. Аманда Рейнольдс

даже несколько часов – мизер на фоне целого года. Я выключаю свет и ухожу. Пульсация в голове нарастает; пора пить очередную таблетку.

      В кухне так же пустынно, как и наверху. Я приподнимаю жалюзи, чтобы взять с подоконника флакон с лекарством. За окном чернота; только когда глаза привыкают, видно темные очертания деревьев вдоль подъездной аллеи. Ветки не колышутся: ветер немного утих, дождь прекратился. Вдалеке в первых рассветных лучах просвечивают вершины холмов.

      Я щелкаю выключателями и тут же зажмуриваюсь: точечные светильники над кухонным островком слепят глаза. Наливаю ледяной воды из кулера в холодильнике, принимаю две таблетки и вновь наполняю стакан. Мою жажду невозможно утолить, после больницы меня преследует ощущение сухости и запах антисептика на коже. Второй стакан я выпиваю более размеренно, разглядывая дверцу холодильника: всевозможные фотографии и открытки, прикрепленные магнитами. Я начала коллекционировать магниты, когда мы переехали. Огромный холодильник в американском стиле угнетал своей монументальностью, и яркие разноцветные пятна хоть как-то разбавляли жесткие линии. А может, дело не только в холодильнике. Весь бывший амбар состоял из прямых углов и больших пустых пространств, и холодильник стал для меня символом сурового дизайна. Переезд подействовал на всех: ради бывшего амбара на вершине холма мы оставили уютный дом с участком, порвали связи с соседями. Обставляя дом, Роб реализовал свою страсть к минимализму и четким линиям. Диваны из итальянской кожи, столики из дымчатого стекла, темно-серые жалюзи вместо гардин совершенно не вязались с моим представлением о семейном очаге, но Робу удалось меня убедить. Его четкие аргументы всегда брали верх над моими невнятными попытками возразить. Однако именно аляповатые дешевые магнитики я отстояла и в каждой поездке пополняла коллекцию. Я касаюсь их пальцами: яблоко из Нью-Йорка, дельфин с глянцевым знаком «Флорида», падающая Пизанская башня, раскрашенная во все цвета радуги. К счастью, каждый магнитик и каждое фото или открытку, которое он придерживает, я без труда узнаю. Дети на фото намного младше, их лица куда более искренние и доверчивые. Самодельные открытки ко дню рождения и на День матери, подписанные корявым детским почерком много лет назад. Радикально новых воспоминаний они не будят и все же радуют, как старые знакомые.

      – Джо? У тебя все нормально? – Роб кладет руку мне на спину. Горячая ладонь обжигает обнаженную кожу между бретелями ночной рубашки, и я резко оборачиваюсь. Он в одних трусах; лицо помятое и заспанное.

      – Ты меня напугал. Я же сказала: спи дальше.

      Обойдя Роба, я прислоняюсь к кухонному островку. Усталость и головная боль возвращаются с удвоенной силой.

      – Помнишь? – Он показывает на магниты. – Я имею в виду поездки.

      Роб теребит дельфина крупными пальцами и случайно отрывает от холодильника. Магнит падает, и только быстрая реакция моего мужа спасает его от неминуемой встречи с каменным полом.

      Роб выпрямляется,