Из глубин. Александр Быченин

к нему вернулось. Хотя скорее отпала необходимость в показухе – Джузеппе остался за поворотом.

      В седьмом кабинете мы надолго не задержались: я получил обратно изъятые вчера вещи – браслет, ай-ди, служивший заодно кредиткой, и смартфон – тот самый противоударный, папенькин подарок; быстренько использовал ай-ди по назначению, слегка облегчив банковский счет, и поспешил увести профессора из околотка. Нечего ему в таких местах светиться, для репутации плохо. Он, как-никак, помимо всего прочего еще и почетный гражданин Ла Пинца, города и острова. А вообще хорошо, что сегодня воскресенье. В любой другой день еще бы и с мировым судьей пришлось пообщаться, что тоже удовольствие сомнительное. А так озвучили сумму штрафа, подивились моей бесстрастной роже (сумма реально для местных оказалась немалой), подтвердили перевод денег да и выпроводили вон из участка.

      Едва оказавшись за пределами околотка, я демонстративно вдохнул полной грудью и громко, чтобы копы на территории услышали, прокомментировал ситуацию:

      – Пьянящий воздух свободы! Вам, сатрапам, не понять!

      Карабинеры-патрульные, впрочем, моих стараний не оценили – как шлялись по территории, так и шлялись. И даже коситься в нашу с профом сторону перестали, поскольку не интересно и лениво.

      – А вы, Антониос, ни капли не раскаиваетесь, – констатировал Георгиос, укоризненно покачав головой.

      И уставился на меня в задумчивости, машинально поглаживая гладко выбритый подбородок.

      – Есть немного, профессор, – не стал я спорить с очевидным.

      – А у вас проблемы, молодой человек, – поджал губы проф, пораженный моей бестактностью. – Вы, оказывается, антисоциальный элемент. Не ожидал, не ожидал.

      – Зато никто не умер.

      Вот так вот. Предельно серьезно, без хиханек да хаханек. Так что даже старого профа до печенок пробрало. По крайней мере, он не нашелся, что ответить. И, надо отдать ему должное, в душу лезть не стал. Георгиос Спанидис хоть и любопытен от природы, как всякий большой ученый, но еще и деликатен не в меру.

      Некоторое время мы молча шагали рядом – я разглядывал пятно на пузе, а профессор думал о чем-то своем. Потом я остановился, набрал побольше воздуха в грудь и с чувством продекламировал:

      Греет ладонь рукоять,

      Погибель сулит клинок.

      Умру свободным.

      Хм, а ничего так получилось, даже по-английски.

      – О чем это вы, молодой человек? – оживился профессор. – Никак бунтовать вздумали?

      – Только в мыслях, профессор, только в мыслях, – рассмеялся я. – Просто момент запоминающийся, вот и выплеснулось.

      – Это хокку?

      – Хайку. Хотя разницы особой нет.

      – Так вы еще и поэт, Антониос! Гремучее сочетание…

      – Есть немного, – не стал я скромничать. – Хотя поэт сильно сказано. Со скальдической поэзией, к примеру, так и не совладал, а ведь происхождение обязывает! Пришлось освоить что попроще… проф, это у вас, или у меня?

      Вряд ли у меня, я вчера свой смарт на вибро