Чувство Магдалины. Вера Колочкова

если полюбит… Уж хвостом не вильнет, как некоторые. Слышь, Лео? Это тебе подарок судьбы, маленькая компенсация за пережитые страдания! Много из тебя твоя пиявка Камея сил вытянула, так что радуйся пока свежей кровушке!

      – Да ну вас, хватит болтать всякую ерунду, – отмахнулся Лео, вставая из-за стола.

      Он шагнул из-под навеса в солнечное пекло, потянулся, быстро зашагал по тропинке в сторону расположившегося на задах подворья туалета. Братья глядели ему вслед, потом Антон произнес деловито, с настойчивой просительной интонацией в голосе:

      – Дед! Давай мы тебе наконец удобства человеческие в доме сделаем! Ну что это за безобразие, а?

      – Это ты опять про нужник, что ли? – вяло переспросил дед.

      – Ну…

      – Да отстань, Антоха.

      – Но почему ты сопротивляешься, не пойму?!

      – Почему, почему… Потому. Мне на свежем воздухе веселее нужду справлять, вот почему.

      – А зимой?

      – А зимой воздух еще свежее, чем летом. Отстань. Скажи лучше – чего это Леонка такой смурной? Никак не пойму, и вы все загадками говорите.

      – Никаких загадок, дед. Его Камея бросила.

      – Кто?!

      – Камея. Девушка его, стало быть. Подруга жизни. Три года вместе прожили.

      – Три года, говоришь? А та, которая до этого была, куда делась?

      – Ну, дед… Если мы всех подруг жизни считать начнем, у нас пальцев не хватит. Если даже все пальцы взять, и мои, и твои, и Платона. Он у нас такой, донжуан…

      – Что же, ни в кого по-настоящему не влюбился?

      – Почему? Вот Камею, к примеру, очень даже любил… И вкладывался в нее прилично.

      – Как это – вкладывался? – фыркнул с неприязнью дед Иван. – Она что, сберкнижка, чтобы в нее вкладываться?

      – Нет. Она начинающая певица. Да ты слышал, наверное? Она часто в телевизоре мурлычет… Еще песенки у нее такие веселенькие, разуха- бистые.

      – А я что, слушаю ваши басурманские песенки? Сейчас и песен-то не поют, а, как ты говоришь, мурлычут… Даже имя какое-то басурманское – Камея…

      – Да в миру она просто Катька, дед. Катька Плюшкина. Но иногда и Катькам очень уж в телевизор хочется. Даже не иногда, а очень часто. Как раньше Дунькам хотелось в Европу, помнишь?

      – М-м-м… – пробурчал Платон, улыбаясь. – Это точно… Чем больше Катька, тем больше хочется в телевизор… А уж если Плюшкина, так и вдвойне…

      – Опять злобствуете, да? – сурово спросил дед.

      – Нет, на сей раз не злобствуем, – грустно ответил Платон, – на сей раз все именно так и получилось – грустно и печально.

      – А что, Леонка не может себе нормальную девку найти? Ну, или хотя бы эта… Зачем ей Камеей-то обзываться? Так и называлась бы – Катя Плюшкина! Хорошее имя, хорошая фамилия! И пела бы себе на здоровье, кому мешает? А то придумала – Камея…

      – Да ты что, дед! – возмущенно поднял брови Антон. – Окстись! Да разве Катя Плюшкина у нас может быть певицей? Да пусть она хоть сто раз лучше поет, чем Монсеррат Кабалье и Мария Каллас, вместе взятые…

      – А куда, куда эта