Поцелованная Смертью. Лана Ежова

его висков.

      Запавшие щеки, тени под лихорадочно блестевшими глазами – выглядевший смертельно усталым мужчина вызвал щемящую жалость.

      Забыв о предупреждении инициатора ритуал, она хотела окликнуть деда, но не успела.

      – Ни звука! Что бы ты не увидела, – произнес возникший рядом Велигор.

      Как она его не заметила? Девушка удивленно оглядела, словно соткавшегося из воздуха, парня. Неподвижный, напоминая марево в летний зной, он застыл рядом, напряженно следя за Савельевым.

      И тут до нее дошло. Она никуда не перемещалась, а сидит рядом с Киром за кухонным столом. Велигор оказался настолько сильным магом, что позволил присутствующим окунуться в воспоминания вызванной души, будто в другую реальность.

      Девушка осмотрелась – так и есть, в стороне стояла полупрозрачная фигура бабушки, чуть дальше – Кирилла. Как и она сама, остальные участники ритуала ошеломленно вертели головами.

      Если память не подводила, то погибшие души, прикованные каким-то обязательством к этому миру, вновь и вновь переживали последние минуты своей страшной смерти.

      Замкнутый круг воспоминаний. Кольцо вечной боли, которое не разорвать без посторонней помощи.

      Пока Лиля свыкалась с мыслью, что видит своего деда «живым», тот, захватив со стола мел, вернулся к незаконченному рисунку на полу. Не усложненная дополнительными символами пентаграмма, а что-то иное, девушка подобное еще не встречала в своей некромантской практике. Впрочем, она у нее и не отличалась особым разнообразием – так, время от времени доводилось выполнять задания местного Совета магов, пугая призраков и расшалившуюся мелкую нечисть. Единственное, чем самоучка могла по праву гордиться – превращением скарбника Велигоров в хранителя города.

      Лиля подошла ближе, чтобы лучше видеть, что чертит дед.

      И услышала гневное:

      – Пошла вон!

      Тихонько ахнув и отскочив назад, она споткнулась и упала бы, если бы Родион вовремя не придержал ее за талию.

      Прежде чем выпустить из случайных объятий, он прошептал:

      – Это не тебе. Успокойся.

      Он не врал. Впечатлительная девушка не обратила сразу внимания, что, крича, Савельев, смотрел не на нее, а совсем в противоположную сторону.

      – Я еще жив, стервятница, ты рано заявилась!

      – Ничего, я подожду, – весело проговорил женский голос, – люблю наблюдать за представлением из первых рядов.

      Как не оглядывалась Макарова, увидеть говорившую не удавалось, и от этого за шиворот словно сыпнуло морозом.

      За окном завыла собака – мел в руках некроманта разломался на мелкие кусочки.

      – Пошла прочь, темная тварь!

      – Я ни при чем! Это у тебя руки дрожат, – возмутилась невидимая женщина и с укором добавила: – Как и всякого вора, тебя мучает совесть. В глубине души ты понимаешь, что не достоин спасения.

      Савельев на обвинения не отреагировал. Обмакивая указательный палец в белое крошево, он продолжал рисовать защитные символы, замыкая круг.

      На