Бох и Шельма. Борис Акунин

на середку комнаты: встань здесь. Стал Шельму разглядывать.

      Был Бох старый, но при этом не старик. Движения все неторопливые, плавные, голос негромкий, повадка мягкая. Всегда одетый в широкое, просторное, он и в помещении никогда не обнажал седой головы. Носил на ней черную бархатную шапочку «калотту», а сверху, бывало, еще и барет. В этом тоже имелся свой смысл. Если в одной калотте – значит, в добром настроении и склонен поговорить. Если в барете – лучше не суйся.

      Сейчас Бох был в одной шапочке, и Яшку немного отпустило. К тому же долго терпеть молчание он не умел. Не выдержал, спросил:

      – Как меня Габриэль сыскал, майнхер?

      – Очень просто, – ответил Бох. У него всё всегда было «очень просто». – Я попросил наших ганзейцев узнать, в городе ли ты. Они узнали.

      В самом деле, тайна объяснилась несложно. Новгородские немцы нюхастые, всё про здешнюю жизнь и местных жителей знают. А только зачем было интересоваться, в Новгороде ли Яшка? Что он за князь такой?

      Но про это спрашивать было боязно. Опять же – Шельма похолодел – увидел, что на столе стоит шаховая доска с расставленными фигурками, и одна пешка там не костяная, а деревянная.

      Ой!

      Перекрестился Шельма:

      – Ни в чем перед тобой больше не виноват, вот тебе крест святой! Если что плохое про меня сказали – клевета!

      Бох наморщил мягкий, круглый нос:

      – Не клянись, не с дураком разговариваешь. – Поймал Яшкин взгляд, брошенный на доску. Пожал плечами. – Я тебя велел не из-за пешки найти. Пешка – пустяк. Деревяшку я даже полюбил. – Голос у него был не сердитый, а веселый. – Ты ведь стащил фигуру, чтоб я тебя вспоминал? Я и вспоминал. Видишь, мне вырезали человечка с круглой башкой и в ней дырочка?

      Он протянул Яшке малую куколку. В самом деле: дырочка.

      Бох засмеялся.

      – Ты меня, я думаю, тоже не забыл.

      И поглядел Шельме в середину лба. А потом, как часто бывало, заговорил совсем про иное, была у него такая неуютная привычка.

      – Скажи-ка мне вот что. Ты, помнится, хвастался, что повсюду бывал. В ордынской столице доводилось?

      – В Сарае-то? – удивился нежданному повороту Яшка. – Троежды. Живал подолгу.

      – Язык татарский знаешь?

      – Как русский.

      Бох сам себе кивнул, довольный.

      – А в Литве?

      – Раз сто. И язык ихний знаю.

      – А дорогу от Новгорода до Сарая, чтоб через Литву, знаешь?

      – Дорог много. Я разными хаживал.

      – Тогда у меня есть к тебе предложение. Поступай ко мне снова на службу, временную. Я еду в Сарай. Мне нужен провожатый, кто не только хорошо знает путь, но и хорошо знает мои привычки – что я люблю и чего не люблю. Скучно обучать нового человека. Доставишь меня и мой маленький караван до места – получишь двадцать золотых дукатов.

      Под настроение Бох бывал разговорчив и мог подолгу рассуждать о какой-нибудь необязательной умности, но о деле всегда говорил коротко и точно.

      Яшка был