О бабушках и дедушках. Истории и рассказы (сборник). Коллектив авторов

«ринг».

      – Ты что, Лора, напраслину возводишь? Или завидно? – сказала баба Рая без хамства, бывшая учительница как-никак.

      – Было бы чему завидовать! – стукнула палкой Хлора. – Невелик труд – голосить на весь околоток.

      – Невелик, да радует всех, а ты только каркать и умеешь, старая ворона, – сорвалась баба Рая.

      – Это я каркаю?

      – А кто? Не умеешь – не порть людям праздник. И Гришу моего не тронь!

      – Кому он нужен, твой петух… Это я не умею? Да я…

      – Неужто? Докажи…

      К месту дуэли подтянулся весь хор, даже Мухтар, прогнав кота Шленду, уселся в придорожных лопухах.

      «Задушевная» беседа переросла в перепалку в стиле «сама такая». Глаза бабушек полыхали не хуже звезд, рассыпали искры. Зрители с интересом следили за развитием событий, поворачивая головы влево, вправо. И вдруг…

      Баба Хлора встала на цыпочки, оперлась на палку, в свете фонаря блеснул напомаженным бубликом рот:

      Вот до чего я дожила, Григорий,

      Господь тебя осудит, осудит за меня.

      Она меня красивее и косы длинней моих,

      Да все ли тут еще,

      Да любит ли его она,

      Да любит ли, как я люблю,

      Сейчас с другим смеялась…

      Не любит, нет, не любит.

      Не любит, нет, не любит…[6]

      Низкий грудной голос пронесся мощным бархатным потоком, вбирая в себя и тепло ночи, и падающие звезды, и всеобщий единый «ох». Сильное, яркое меццо-сопрано, не уничтоженное старостью. Правду говорят: человек дряхлеет, а голос – нет. Обнял, обволок, потащил за собой в космос.

      «Не любит…» – склонила голову Хлора, и наступила такая тишина, какая бывает разве что в сурдокамере. Лишь одинокий комар нагло дзыкнул и присосался к кому-то живому, но неподвижному.

      Первой захлопала ладошами моя бабушка, баба Рая растерянно оглянулась, подхватила. И все отмерли, задвигались, зааплодировали с почтением.

      – А вы, девки, тоже хорошо поете! Не сердитесь, не со зла я, с характеру, – морщинистое лицо вредной бабки разгладилось в довольной улыбке…

      Выяснилось, что была она в молодости оперной певицей, известной в нашем регионе. «Все пела и пела, – рассказывала старушка, – лето красное пропела, да не одно. Семьи не завела, детей не родила…»

      Так в дачном хоре стало на одну певунью больше, а в репертуаре зазвучали оперные арии в сопровождении многоголосия.

      Бабу Лору никто уже не обзывал Хлорой, и, хотя она осталась ехидиной, мы охотно наведывались к ней в гости. Девушки перебирали кучу импортных коробок с неиспользованным театральным гримом – Лора затаривалась им во всех странах, где гастролировал театр. Парни просили историй – а их у бабушки было больше, чем косметики.

      А я?

      Я долго еще приезжал на августовские концерты – и один, и с друзьями, и с девушкой – будущей женой. В городе попробовал приобщить к хоровому пению приятелей. Получилось! Рэперы Бабай и Шарп выдавали в конце «Перепелочки» такой стаф

6

Ария Любаши из оперы «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова.