Смерть под уровнем моря. Александр Тамоников

истый. Иногда с серого неба начинал сыпать мелкий дождь, но быстро уставал и прекращался. Температура составляла чуть выше ноля. В последние сутки заметно похолодало.

      Рокотала отдаленная канонада. Улица на восточной окраине крымской жемчужины словно съежилась. Небольшие дома жались в кучку, ждали чего-то страшного. Живых существ с улицы выдуло, не считая пары собак с поджатыми хвостами. Они ковырялись в мусоре, пугливо косили по сторонам.

      По переулку, пересекающему Корабельную, с ревом пронеслась разболтанная полуторка. В кузове ругались люди. Стих посаженный двигатель. Звякнула калитка в воротах, выпустила нескольких человек.

      Двое мужчин несли набитые чемоданы, тяжелые вещевые мешки. Женщина в платочке вела за руки двух маленьких детей. Они спотыкались, хныкали. Кучка людей растворилась в том же переулке.

      В санатории «Пограничник», венчающем живописный холм, тоже не замечалось никаких признаков жизни. Тоскливо чернели оконные проемы. В них не осталось даже штор – все вывезли.

      Глухо зарокотали земные недра. Послышались раскаты, похожие на гром небесный. Минеры подняли на воздух городскую электростанцию, чтобы не досталась врагу. Водопровод подорвать они не успели, облегчили жизнь оккупантам на ближайшие годы. Испуганно заскулили собаки, рвавшие мешок с мусором, прыжками помчались под ближайшую ограду.

      За всем этим хмуро наблюдала величественная гора Ай-Петри. Она висела над Ялтой как дамоклов меч.

      В середине октября немецкие войска прорвали укрепления у села Ишунь, прошли Перекоп и вторглись в степной Крым. Потрепанные части 51-й армии отходили с боями, цеплялись за каждый клочок земли. Танковые колонны вермахта буквально разрезали позиции защитников Крыма. Разрозненные части отступали в Севастополь, в Керчь, рассеивались по горам, где превращались в партизанские отряды.

      Остановить напор военной машины Германии было невозможно. Пали Джанкой, Симферополь, Бахчисарай. Обескровленные советские войска шли через Ялту на Севастополь, где спешно создавался новый укрепрайон.

      Одно из таких подразделений появилось в конце Корабельной улицы. Усталые солдаты брели, не соблюдая строй. Формально – батальон, фактически – меньше роты. Почерневшие, небритые красноармейцы в касках и пилотках тащили на плечах трехлинейки, катили за собой станковые «максимы». Многие были перевязаны. Засохшая кровь пропитала бинты.

      Сбоку, прихрамывая, шел командир. Из-под ворота засаленного бушлата выглядывали знаки различия, три кубаря старшего лейтенанта. Он исподлобья смотрел на окна домов.

      Кое-где еще теплилась жизнь, за шторами мелькали силуэты. Но никто не выходил на улицу, не провожал родную Красную армию. В городе осталось не больше половины жителей. Да и солдаты прекрасно понимали, что назад вернутся не скоро, опускали глаза, смотрели себе под ноги. Лишь иногда, когда разгоралась канонада на севере, они вздрагивали, оборачивались.

      Подразделение свернуло на улицу Кирова и растворилось в пасмурной дымке. К набережной солдаты не спускались, шли по холму.

      Два трехтонных грузовика вышли из ворот Массандровского винодельческого завода, свернули в узкий переулок, стали спускаться к морю. Они вывозили последние партии дорогих коллекционных вин. Все самое ценное было уже отправлено в Тбилиси и в Куйбышев. Сегодня утром на предприятии были взорваны глубокие подвалы, где хранились знаменитые напитки, расстреляны винные бочки. Приказ командования был неумолим. Не оставлять врагу ни капли крымского вина!

      Грузовики выехали на соседнюю улицу, где было оживленно. Люди в форме НКВД выносили опечатанные ящики из хранилищ Госбанка, грузили в кузова. Во дворе горели стопки макулатуры.

      Схожая ситуация наблюдалась у горкома партии и исполкома совета народных депутатов. Там тоже стояли машины с откинутыми бортами. Грузчики в форме трудились не покладая рук.

      В стороне плакали какие-то женщины. Они с тоской смотрели на то, что происходило вокруг.

      Через несколько минут грузовики вошли на территорию порта. Над ней висел разноголосый гул, рев моторов.

      Море штормило. Волны разбивались о мол, тянувшийся в восточной части гавани, к причалам доходили в урезанном виде. Но даже там они облизывали бетонные парапеты и сваи, накатывались на прибрежные камни.

      Канонада нарастала, становилась объемной, уже не звучала просто фоном. По набережной на юго-запад тоже брели солдаты.

      – Куда вы уходите? – кричали из толпы. – На кого нас бросаете? Опомнитесь!

      Солдаты опускали головы. Никто не поворачивал. Потрепанные роты двигались по набережной, втягивались в горы.

      Полным ходом шла эвакуация населения и раненых. Многочисленные санатории и пансионаты с началом войны были приспособлены под лазареты. Эвакуировать людей по суше было нереально – куда? Немцы перерезали все артерии.

      На пристани творилось что-то непотребное. Давились люди, машины. Надрывали глотки солдаты войск НКВД, трясли карабинами, сдерживая толпу. У причала стояли несколько военных катеров, баржа с пробоиной в борту. Солдаты теснили людей,