Наработка на отказ. Александр Громов

на возраст, он оказался ловким и жилистым. Его плохо бритый подбородок приходился Шабану выше глаз.

      – Меня зовут Винсент, – буркнул он, протягивая костлявую лапу. – Теперь это твоя комната, живи. Вещи перетащить поможешь?

      – Да-да, – ошеломленно сказал Шабан, – конечно… А почему моя? Это ваша… твоя комната, мне про это никто ничего… Здесь, наверно, какая-то ошибка, вы меня извините, пожалуйста. Я сейчас пойду выясню, и я уверен…

      – Стоять, – сказал Менигон. – Это твоя комната. Была моя, а теперь твоя, понял? Тут у нас такой порядок: кто-нибудь из старожилов отдает свою комнату новичку. Психологи, за ногу их, придумали, чтобы нам здесь, значит, не заржаветь. Кретины же: ржавчина не ржавеет. Не слушают.

      – Но мне как-то неловко, – сказал Шабан.

      – А ты плюнь, – посоветовал Менигон. – Так вещи перенести поможешь?

      – Ну… разумеется.

      – Ничего не разумеется. А обзаведешься моделью, – Менигон брезгливо осмотрел комнату, – скажешь ей, чтобы убралась тут. Сам не трогай – обижусь. Понял?

      – Не понял, – раздраженно сказал Шабан. – Что еще за модель?

      – Ты что, маленький? – Менигон округлил желтые глаза и даже повеселел. – Моделей не видел? Говори дяде правду: так-таки и не видел? Ах, ну да, ты же у нас еще совсем цыпленочек… И не слышал даже? О чем же с тобой Поздняков разговаривал? Сосунок ты. Ну а, к примеру, кто такой Живоглот, тебе тоже не известно?

      Исключительный хам… Шабан сжимал зубы, сдерживаясь. И с таким вот работать, терпеть мерзавца…

      …Но именно Менигон, единственный из всех, встретил его на Базе после того сумасшедшего полета, и именно он, опередив техников, вынул его, полуобморочного, из кабины флайдарта, когда сил хватило лишь на то, чтобы довести машину до Базы – сажали уже наземным «поводырем»… Как Менигону удалось добыть пропуск на флайдром, так и осталось неизвестным.

      «Трудно было, малыш?»– только и спросил, когда они остались одни. Шабан показал глазами: да, трудно. Язык все еще не слушался. И тогда Менигон наклонился к его уху:

      – А будет еще труднее, – сказал он шепотом.

      Как в воду глядел.

      …Шабан не заметил, когда кончилась дрожь. Проснувшись, он обнаружил, что дождя снаружи нет, и верно: сквозь крохотное оконце в башенке пробивался солнечный свет, отраженный каким-то ледником. Вставать не хотелось, но, вспомнив о лавине, он вылез из мешка и растолкал Роджера.

      – А? – спросил Роджер и стал тереть глаза. – Уже все?

      – Вставай, вставай. Разлегся здесь… Пену свою убери. Чтобы чисто, понял?

      – Ага. Я сейчас.

      Преданный взгляд… Мальчишка. Лечить надо. Жаль, нет Менигона – он умел.

      – Ты вот что, – сказал Шабан, помедлив. – Скажи-ка мне: что тебе про меня Поздняков пел? Только честно.

      – Ну-у… – Роджер покраснел. – Он ничего такого про вас не говорил. Я, собственно, не помню точно… Хвалил вас, ставил в пример. Говорил, что вы лучший специалист в разведке, что заслуженно отмечены. Еще сказал, что вы человек