Ключ от миража. Татьяна Степанова

бумажных носовых платков. Общения с гриппозным другом детства Катя в эти дни дипломатично избегала. Мещерский, как и все мужчины, в дни болезни был страшно мнительным: любой, самый слабый, симптом недомогания повергал его чуть ли не в панику. При температуре (а она повышалась обычно к вечеру) он всякий раз звонил Кате и жалобным тоном перечислял ей, где, что и как именно у него болит, «колет» и «схватывает», какой внутренний орган, по его расчетам, уже серьезно поражен и каких последствий (самых ужасных) следует ожидать при таком течении болезни.

      После визита в поликлинику к врачу и постановки окончательного диагноза – ОРЗ Мещерский страшно обиделся на всю медицину в целом и на весь белый свет. А когда Катя назидательно посоветовала ему не раскисать по пустякам и быть мужчиной, он обиделся и на нее – перестал звонить и замкнулся в гордом одиночестве дома.

      И заглох до самого своего дня рождения. Увы, Сергей Мещерский родился в феврале. И, по выражению Вадима Кравченко, был настоящий «февралик» – Водолей из Водолеев, с которого можно было писать прямо образец гороскопа. По мнению Кати, родиться в феврале было просто кошмаром – ни зимы, ни весны, ни снега, ни солнца, ни дня, ни ночи. Серый сырой туман, сумерки с утра до вечера, пронизывающий ледяной ветер, сплошная простуда и грипп.

      В такие скверные дни не только к приятелю на день рождения идти не тянуло, даже сновать по модным магазинам, наряжаться не хотелось. А уж магазины-то для Кати были вообще делом святым. Но в феврале ее не радовали и обновки. Не хотелось ничего. Душа тосковала по весне, теплу, заботе и ласке.

      Началось все, когда уехал муж – «драгоценный В.А.» – Вадим Кравченко. Его работодатель Чугунов платил деньги, и он же заказывал музыку. Москва с некоторых пор для Чугунова становилась все менее и менее приветливым городом. Петербург вообще не улыбался. И взоры предпринимателя Чугунова теперь все чаще обращались к провинции, к далеким Уральским горам, к городам в сибирской тайге, к местам, где прошла его давняя комсомольская юность.

      Бизнес-тур Москва – Новосибирск – Барнаул – Абакан – Иркутск – Чита – Хабаровск – Харбин – Пекин – Гонконг планировался Чугуновым давно. А начальник его охраны Вадим Кравченко воспринимал все, даже самые вздорные, идеи шефа философски. Только иногда, как замечала Катя, меланхолично напевал что-то себе под нос про «Шилку и Нерчинск» и про тучи, которые «ходят над Амуром хмуро».

      Из Новосибирска сразу по прилете туда Кравченко звонил из гостиницы. И теперь на очереди уже был Барнаул. Катя очень скучала по «драгоценному В.А.». Присутствие мужа наполняло дом жизнью: шум, гам, суета, споры – дым коромыслом. «Драгоценный» в редкие минуты кипучей деятельности на домашнем фронте напоминал смерч.

      Когда Кравченко уезжал – дом сразу пустел. Катя, болтая с приятельницами по телефону, тысячу раз могла повторять, что, когда «Вадьки нет дома, я просто отдыхаю – не надо ни готовить, ни убираться». Все это были враки чистейшей воды. Когда «драгоценный» уезжал, маленькое домашнее солнце меркло и в квартире наступала долгая