Логово. Дин Кунц

страдает от гипотермии, возможно даже от обморожения, и что их беспокоит ее состояние. Замедленный ритм сердца, сбои. Затрудненное и короткое дыхание.

      Видимо, все же она еще была не так далеко от небытия.

      Стоит ей только захотеть…

      Бок о бок в ней жили два совершенно противоположных чувства. Если после похорон Джимми она подсознательно желала умереть, то теперь особой радости от такого исхода не испытывала, хотя, с другой стороны, ничего дурного в этом не усматривала. То, что с ней случилось, должно было случиться, и в ее теперешнем состоянии, когда эмоции были так же подавлены, как и все пять ее основных чувств, ей было все равно, что с ней произойдет. Эффект гипотермии сказался на инстинкте самосохранения столь пагубно, сколь пагубно сказывается на нем алкогольное опьянение.

      Но вот в какое-то мгновение в просвете между двумя врачами на соседней каталке Линдзи заметила Хатча, и тревога о нем моментально вывела ее из состояния полуобморока. Он был слишком бледным. Не просто белым. А с каким-то сероватым, нездоровым оттенком. Его лицо, повернутое к ней, с закрытыми глазами и чуть заметно приоткрытым ртом, выглядело так, словно по нему прошлось пламя, оставив после себя только обугленное на костях мясо.

      – Пожалуйста, – попросила Линдзи, – мой муж…

      Она удивилась собственному голосу, низкому и похожему на воронье карканье.

      – Сначала вы, – сказал О’Малли.

      – Нет. Хатч… нуждается… в помощи… в первую… очередь.

      – Сначала вы, – повторил О’Малли.

      Его настойчивость несколько успокоила ее. Как бы плохо ни выглядел Хатч, с ним, видимо, все было в порядке, скорее всего сработало искусственное дыхание, и сейчас для него уже опасность миновала, иначе они бы в первую очередь занялись им. Это же так очевидно, не правда ли?

      Мысли ее опять начали путаться. Охватившее было ее чувство тревоги улеглось. Она закрыла глаза.

      2

      Позже…

      Голоса, доносившиеся сверху, казались Линдзи, находившейся в состоянии гипотермического оцепенения, ритмическим речитативом, почти мелодией, такой же убаюкивающей, как колыбельная. Но уснуть ей не позволяло становившееся все сильнее ощущение острой боли в конечностях и грубые прикосновения врачей, подкладывавших под нее какие-то маленькие, мягкие, как подушечки, предметы. Чем бы они ни были – скорее всего, думала она, это электрические или химические грелки, – они излучали тепло, в тысячу раз более приятное, чем огонь, изнутри сжигавший ее ноги и руки.

      – Хатчу тоже необходимо тепло, – заплетающимся языком пробормотала Линдзи.

      – Не волнуйтесь, с ним все в порядке, – сказал Эпштейн.

      Изо рта его небольшими клубами шел пар.

      – Но ему холодно.

      – Так ему будет лучше. Таким он нам и нужен.

      – Но не слишком холодным, – вступил в разговор О’Малли. – Нейберну не нужна сосулька. Если в материи образуются кристаллики льда, это может повредить мозг.

      Эпштейн