Статский советник. Борис Акунин

почтительно приложил руку к груди:

      – Извините, господин Фандорин, вы, конечно, известный авторитет в сфере криминалистики, но в нашем охранном ремесле мало что смыслите.

      – Так что же, слежка за гостями Ларионова не нужна?

      – Не нужна.

      – Что же вы п-предлагаете?

      – Тут и предлагать нечего, и так ясно. Сейчас вернусь и отдам приказание Евстратию Павловичу готовить операцию по задержанию. Заберем всех голубчиков широким бреднем и поработаю с ними на славу. В чем вы правы, так это в том, что от кого-то из них ниточка к нашей БГ тянется.

      – Арест? Но на каком основании?

      – А на том, дорогой Эраст Петрович, основании, что, как справедливо заметила Диана, нас с вами не сегодня-завтра погонят с должностей к чертовой матери. Нет времени слежку разворачивать. Результат нужен.

      Фандорин счел необходимым перейти на официальный тон:

      – Не забывайте, господин подполковник, что вам предписано выполнять мои указания. Необоснованного ареста я не допущу.

      Однако Бурляев перед нажимом не спасовал:

      – Верно, предписано. Генерал-губернатором. Но по части дознаний я подчиняюсь не губернским властям, а Департаменту полиции, так что покорнейше прошу извинить. Хотите присутствовать при задержании – извольте, но только не мешайте. Желаете отойти в сторонку – воля ваша.

      Эраст Петрович помолчал. Сдвинул брови, глаза грозно блеснули, но гром с молнией так и не грянули.

      После паузы статский советник сухо сказал:

      – Хорошо. Мешать не стану, но присутствовать буду.

* * *

      В восемь часов вечера все было готово к операции.

      Дом на Поварской обложили еще с половины седьмого. В первом, ближнем кольце оцепления было пятеро агентов: один, в белом фартуке, соскребал снег у самых дверей одноэтажного дома за номером двадцать восемь; двое, самые щуплые и низкорослые, изображая подростков, лепили снежную крепость во дворе; еще двое чинили газовый фонарь на углу Борисоглебского переулка. Второе кольцо, из одиннадцати филеров, расположилось в радиусе ста шагов: трое «извозчиков», «городовой», «шарманщик», двое «пьяных», четверо «дворников».

      В пять минут девятого по Поварской на санях проехали Бурляев и Фандорин. На облучке вполоборота сидел начальник филеров Мыльников, показывал, как и что.

      – Отлично, Евстратий Павлович, – одобрил приготовления подполковник и победительно посмотрел на статского советника, за все время не произнесшего ни слова. – Ну что, господин Фандорин, умеют мои люди работать?

      Чиновник отмолчался. Сани свернули в Скарятинский, немного отъехали и встали.

      – Сколько их там, голубчиков? – спросил Бурляев.

      – Всего, не считая Ларионова и его кухарки, восемь субъектов, – уютно окая, принялся объяснять Мыльников, пухлый господин на вид лет сорока пяти в русой бородке, с длинными волосами в кружок. – В шесть, как приступили к оцеплению, я, Петр Иванович, изволите ли видеть, своего человечка