Великая Женская Любовь (сборник). Маруся Светлова

этом письме – она погладила его, вспоминая об этом, – писал он об их ночи и как после этой ночи спать не мог без нее, все во сне ее искал.

      А в этом письме были мечты его: «А давай рванем вдвоем на недельку в отпуск, я буду любить тебя на песке, в море…» И она, читая эти строки, и хотела, чтобы любил он ее везде, всю жизнь, и знала – не будет этого. Этого никогда не будет. Потому что есть Иришка.

      И воспоминание это как будто каплей было, которое чашу весов тронуло. И решение пришло – единственно верное, потому что есть Ириша, дочка, и честность перед ней – главное.

      И она спокойно, нежно – как самое дорогое – письма эти погладила. А потом самое первое открыла, листочек читаный-перечитаный достала и скомкала его – осторожно, словно боялась ему больно сделать, но сделала больно только себе – от пролома его каждого и, мертвея внутри от того, что делает, спичку зажгла и к уголку поднесла. И он вспыхнул – ярко, внезапно, так что ей пришлось пальцы разжать, и листок этот горящий упал на дно ведерка и стал исчезать на ее глазах – только кусочки строчек мелькали, сгорая. И лежала на дне ведерка уже – кучка играющего огнем пепла…

      И она уже решительнее второе письмо достала, тоже смяла его, чтобы лучше горело, подожгла и, уже не глядя на него, – в ведерко опустила. И быстро – третий конверт открыла, затем – четвертый…

      Костерок горел, сгорал на ее глазах.

      Вся любовь ее сгорала.

      И его любовь – тоже.

      И минуту спустя уже лежала на дне кучка пепла – все, что от любви ее осталось.

      И внутри нее была пустота, как будто вычерпали ее сейчас всю – до донышка.

      И был – покой. Удивительное вдруг чувство ощутила она.

      Покой. Покой. Покой.

      Все, что тревожило ее эти полгода, все ее терзания, муки совести, надежды и ожидания, горечь осознания, что никогда они не могут быть вместе, чувство вины перед дочерью – испарилось. Все это исчезло, как исчезли эти письма. Остался только покой.

      Тихо было в ее душе.

      И – удивительно хорошо.

      Как будто очнулась она ото сна, словно попала в другую реальность, в которой есть спокойствие, мир, чистая жизнь. В которой есть Ириша, ее детка, доченька.

      Давно Светлана так не думала об Иришке – терзаемая чувством вины и голосом совести. И теперь, подумав, привычно улыбнулась и заплакала. И плакала светло, повторяя:

      – Спасибо! Спасибо! Спасибо!

      А кому спасибо? За что – спасибо?

      Ему ли – за любовь его детскую?

      Ей ли – за смелость завершить любовь эту, позднюю, чистую и – не чистую?..

      Или детке ее, которая была все это время рядом – как указатель светлый, напоминавший: «так нельзя»?..

      – Спасибо! Спасибо… – все еще звучало в ней, пока она собирала сумку, чтобы ехать на дачу к дочери.

      – Спасибо, – сказала она своему отражению в зеркале и лицо свое заплаканное вытерла.

      И только когда сборы были закончены, подошла она к ведерку этому с кучкой пепла на дне и сказала ровным голосом – просто факт констатируя:

      – Вот и вся