Девушка, которой нет. Владислав Булахтин

красные кроссовки, выглядывающие из-под расклешенных джинсов горчичного цвета.

      «Интересный экземпляр, – решил Саня. – Диагностировать психозы я не умею, поэтому буду просто любить».

      Они пошли в галерею «Актер». Он заметил, как прекрасна ее шея, любовался дрожанием ресниц, цеплялся взглядом за огромные темно-ореховые глаза…

      Так всегда бывает – сначала зрение фиксирует фигуру, то, что предположительно скрыто под одеждой. После непродолжительного разговора страсть к познанию воодушевляет воображение на более глубокие изыскания.

      Саня влюбился в медленную, неторопливую речь Феи. Каждое слово казалось прелюдией к чему-то важному, нащупывало дорогу для следующего, но и следующее, обозначив свою малозначительность, уступало дорогу к монументальному разрешению накопленных словосочетаний. Увы, дальше опять выплывало слово-разведчик, слово-первопроходец. И так до бесконечности. Фраза обрывалась.

      – Давайте поступим творчески, – сказал Саня, остановившись у дверей галереи. – Я подарю вам лучшие носки в этом городе контрастов, а вы согласитесь поехать со мной в Битцу. Покататься на лошади, пострелять из лука.

      – Мне нужны белые с полосочкой.

      – Заметано. Оставим на сладкое купеческие подвиги. – Впервые Кораблева кольнуло подозрение, что события развиваются непривычно, не по плану. Не он добровольно нагружается любовью, а сама любовь крадется по пятам, опутывает, прорывается в организм, не позволяя контролировать этот важный финансовый процесс.

      Запас традиционных баек поисчерпался еще до Битцы. Многие эффективные истории и приколы Саня не задействовал. Догадывался – нельзя, только не с ней, не прокатят веселая инетовская чепуха и сплетни. Фея реагировала немногословно, но с интересом.

      Она казалась обыкновенной московской пацанкой – отточенные и одновременно импульсивные движения, грубоватая искренность, многоэтажная, напускная искушенность, выверенная комбинация одежды и фигуры. Москва богата подобными образчиками, от дворовых весталок до Хакамады.

      Фею отличали бедная мимика, правильный овал лица и бездонные глаза, которые играли независимую партию. Их словно пересадили с морды какой-то очень задумчивой лошади. Периодически они выплывали далеко за пределы лица, и тогда для собеседника переставала значить оставшаяся в тени конструкция: кокетливая челка, извилистые губы, тараторящие что-то мимолетное, вереница проплывающих по коже румянцев… Глаза выдавали девушку, каждым взмахом ресниц сигнализируя – происходящее в душе Феи катастрофически отличается от угловатых движений ее симпатичного тела.

      Как произошел переход с пустопорожнего треска на личное, Саня не заметил («профессионал недорисованный…»). Кораблев прозевал главную ошибку, недопустимую ни при каких обстоятельствах, – заговорил о себе.

      Очнулся от наваждения, когда в красках завершал историю о второй своей возлюбленной, о похищенных у нее чеках «American Express» на пять косарей «зеленых» и четырнадцать колод карт «Magic». Словно со стороны смотрел на свою одурманенную