Душа моя Павел. Алексей Варламов

сказала она требовательно и протянула Павлику пустой лист бумаги.

      – Что писать?

      – Апелляцию пиши.

      – Какую апелляцию! – возмутилась дама. – У него семнадцать баллов. А проходной в этом году двадцать три с половиной.

      – Сама знаю, – огрызнулась нянечка. – Значит, четыре апелляции пусть пишет. На каждый экзамен.

      – Да вы что? – возопила дама и схватилась за пышную прическу. – Там дети с полупроходным баллом ждут, а тут…

      Павлик даже не предполагал, сколько брезгливости и отвращения может выразить прекрасное женское лицо. «Словно мышь увидала».

      Нянечка слушала, хмурилась, но ничего не говорила. Только барабанила пальцами по столу.

      – Все сроки уже прошли, – не унималась дама, – в ректорате нам за это…

      – С ректоратом, Рая, я сама буду договариваться. И если надо, в большой партком пойду.

      – В партком? – затихла от удивления дама и даже не подняла, а как-то задрала аккуратно выщипанную левую бровь. – Вы же у нас беспартийная.

      И Павлику показалось, что она произнесла это с каким-то даже уважением.

      – Я хоть к черту пойду, если надо будет, – рассердилась нянечка. – Ректорату тоже нельзя много власти давать. А ты, мил человек, пиши. Пиши, батюшко, и не подслуховай, пока я не передумала. Тебя наши бабьи печали не касатся дак. Председателю приемной комиссии, декану филологицкого факультета, члену-корреспонденту Академии наук СССР, доктору филологицких наук, профессору Мягонькой…

      – Какой?

      – Фамилие у меня, батюшко, такое, – пояснила старушка. – От… апелляция… первая а, одно пэ, затем е, в середине два эл… Прошу пересмотреть мою оценку на вступительном экзамене по… Так… следующую пиши. То же самое, только экзамен другой. А число не ставь. Число мы сами потом поставим. Написал?

      – Написал. Сюда ложить?

      Ветер наконец распахнул окно, и горшок с цветком качнулся и полетел на пол. Павлик подхватил его в самый последний момент и не заметил, как ученая дама со значением посмотрела на нянечку, но та еще непримиримее дернулась.

      – У Даля эта форма в словаре есть.

      – И у Маяковского в «Облаке в штанах» есть. И у Зощенки есть. Только вряд ли отрок об этом ведает.

      – Вот и будем его учить.

      Она быстро пробежала глазами одно за другим четыре заявления, яростно поставила недостающие и убрала лишние запятые и нечто начертала на каждом листке.

      – Всё, ступай. В понедельник придешь на занятия. И только попробуй хоть одну лекцию, хоть семинар любой у меня пропустить. Сама за тобой следить стану. Сессию зимнюю вовремя не сдашь – пеняй на себя. Чего не понимаешь, спрашивай, не стесняйся. Дремучесть свою не прячь.

      – Спрячешь ее, как же! – усмехнулась дама. – Она вон вся у него на лице написана.

      Павлик побагровел от обиды всеми своими образцовыми прыщами и подумал, что нянечка за него вступится, но та глазом не повела.

      – И везде учись, понял? В коридоре, в буфете, в общежитии, везде слушай, как