О чём поют цикады. Яна Лари

о леса. На языке, древнем как сам мир, разносилось её пение средь буреломов и порослей терновника. Настойчивый призыв, который может найти отклик лишь в чистой душе. К её несчастью, в современном мире добродетель не в почёте, а значит и ответом ей служило лишь тихое, грустное эхо.

      На поводу у тревоги

      Усиленно потирая глаза, я пыталась определить причину своего резкого пробуждения, но царившую в комнате тишину нарушал лишь слабый скрип оставленного открытым окна и равномерное дыхание спящего брата. А ещё нестерпимый зуд на коже запястья. Это началось прошлой ночью, ближе к рассвету. Мой сон прервала резкая боль, как от ожога, а, поднеся руку к свету, на ней обнаружился багровый след, сильно напоминающий клеймо или… отпечаток большого пальца. Замысловатые, чёткие линии разветвлялись по всей его окружности, сплетаясь в своеобразный лабиринт, и поначалу нещадно жгли. Поначалу я пыталась стереть необъяснимый узор, только напрасно, он и впрямь оказался выжжен на тонком запястье. К своим 18 годам, я перестала верить в жуткие сказания и легенды о родных местах, поэтому искала разумное объяснение произошедшему. Правда пока безрезультатно.

      Отложив в сторону увесистый сборник сказок, поправила сползшее с худого, детского плеча одеяло. Должно быть, укладывая непоседливого Ярослава спать, я и сама задремала. Улыбнувшись, пристально вгляделась в безмятежное детское личико. Мальчик был поразительно похож на нашу мать. Тот же овал лица, медные волосы, даже немного вздёрнутый носик, во время смеха морщился в точности как у неё.

      Восемь лет прошло с момента как её не стало. Врач попросту не успел вовремя добраться в нашу глушь, когда у неё начались роды. Тот вечер я провела на нижней ступеньке крыльца, где съежилась, судорожно зажимая уши, в тщётной попытке заглушить мамины крики. Моё сердце истошно вопило вместе с ней, будто заимствуя её страдания. Растерянно глядя на отца, я отчаянно надеялась, что этот кошмар вскоре закончится, и всё вернётся в привычное русло, но его мрачное лицо не оставляло никаких сомнений – как раньше не будет. Ни врач, ни наши с папой горячие молитвы, не помогли сохранить маме жизнь. Умирая, она всё же успела взглянуть на сына и дать ему имя. Ярослав. С тех пор я больше не плакала.

      "Лучше зажечь одну слабенькую свечку, чем всю жизнь проклинать темноту", терпеливо втолковывали мне всё детство. Так я и поступила, не стала жалеть себя и искать виноватых, а всю предназначенную для матери любовь и нежность направила на маленького человечка, ставшего мне братом.

      – Спи, мой сладкий ангелочек, самое дорогое моё сокровище! – прошептала я, целуя высокий бархатный лобик Яра.

      Старые часы с боем, висевшие в комнате отца отбили 3 удара. Я нахмурилась, так как он давно должен был вернуться домой. Дело в том, что наш папа егерь. Благодаря каждодневным обходам, он с закрытыми глазами мог сориентироваться на вверенном ему участке, и всё же я волновалась, отец всегда возвращался домой до полуночи. Плохое предчувствие прочно засело в моей голове, вытесняя все остальные думы. Бросив последний взгляд на спящего брата, я неслышно покинула детскую.

      Воображение тотчас стало подсовывать мне картинки, одна другой ужаснее. Отца могли ранить браконьеры, или напасть дикие звери. Да мало ли, что могло приключиться! Слишком велика была вероятность, что он лежит где-то в лесу, одинокий и раненый, нуждающийся в моей помощи.

      Не теряя драгоценного времени на раздумья, я закинула в небольшой рюкзачок топорик и фонарь и, перекинув его через плечо, выскочила из дому. На мою удачу, ночь оказалась ясная. Огромный диск луны заливал мертвенно-бледным светом всю округу. Дремлющие в своих будках псы были спокойны, не почуяв меня. Я нарочно прошмыгнула мимо них как можно тише, чтобы не разбудить. Их поведение второй день внушало недоумение. Собаки беспричинно выли, стоило мне попасться в поле их зрения и даже отказывались брать еду из моих рук. Но эта их новая причуда касалась лишь меня, а случись что-то плохое с отцом, умные овчарки места бы себе не находили. Тем я себя и успокаивала, в слабой попытке унять тревогу. Не в моих правилах было смиренно дожидаться, пока всё разрешится само.

      Поиски

      Плохо представляя, откуда лучше начать поиски, я направилась в северную часть леса. Отцу на днях показалось подозрительным, отсутствии там птиц и животных. Вероятно, он решил выследить, кто их там отлавливает.

      Не испытывая ни тени страха, я углубилась в чащу. Что днём, что ночью лес оставался тем же лесом, и если отбросить суеверия, в этом может убедиться каждый. Здесь прошло моё детство, мне были хорошо знакомы все извилины узких тропинок, потаённые полянки и иссохшие овраги. Быстро и уверенно продвигаясь к намеченному месту, я вдыхала сильный, горьковатый аромат еловой хвои и смолы. Красота!

      И всё же ночь сильно меняет лес, виною ли тому причудливая игра света, или влияние укоренившихся в нас страхов, но было в нём что-то тревожное. Странное. Пугающее. Казалось, из полумрака к лицу тянутся не ветки и сучки, а длинные, костлявые пальцы. Толстый слой липкой паутины, сетями растянутой на моём пути, назойливо цеплялся к разгоряченной коже и оседал в рассыпавшимся по плечам волосах. Всё вокруг дышало необъяснимой скорбью, порождая несвойственное