Женщина из клетки (сборник). Маруся Светлова

еще по пути к пансионату спросил, как ее зовут, и она, кротко и покорно, как кролик, сказала – Надежда, и он сказал все с той же улыбкой:

      – Ну вот и славно, – имя какое хорошее…

      И запел, громко, не стесняясь своего голоса:

      – Надежда – мой компас земной…

      И остановил свое пение, сказав:

      – А я – Павел…

      И добавил:

      – Просто Павел…

      И засмеялся опять, как будто что-то смешное было в этом «просто Павел».

      И он тут же переделал ее имя в Надюшу, и так и обращался к ней, рассказывая какие-то свои байки:

      – Так вот, Надюша, представляешь, а он мне и говорит…

      И она несколько раз порывалась сказать ему все тем же строгим и приличным голосом:

      – Пожалуйста, не называйте меня Надюшей…

      Или:

      – Какая я вам Надюша?..

      Но – не говорила, боясь, что он в ответ только захохочет, было что-то в нем непонятное, сумасшедшее, и следа приличия, привычного и правильного поведения не было в нем, и она, как потерялась в первую минуту, так и не нашлась, как с ним быть до самого пансионата.

      И не смогла остановить его, когда он решительным шагом, как к себе домой, подошел к ступенькам в корпус, запротестовала она как-то слабо, опять же воспитанно как-то, прилично, сказав:

      – Спасибо, ну вот я и пришла…

      Только он даже не заметил ее слов, прошел в двери, прошел в холл, все так же неся в руках ее пляжное полотенце и сумку, и шел он уверенно, как будто шел к СЕБЕ в номер. И она, со всей своей воспитанностью и хорошими манерами, просто не нашлась, как его остановить.

      И даже когда ключ в замок вставила, не нашлась, что сказать и как не пустить человека, который уже стоял на пороге ее комнаты.

      И подумала как-то быстро и обеспокоено: он потому и делает все, как он хочет, что я веду себя прилично, по правилам, а он о приличиях и правилах и знать не знает…

      Но, когда вошел он в ее комнату, бросив в кресло сумку с полотенцем и по-хозяйски как-то осмотрел его, вышел на лоджию, почувствовала она такую тревогу, такое беспокойство, как будто впустила в эту комнату не просто почти незнакомого ей мужчину, а что-то взрывоопасное, неуправляемое.

      Что-то опасное было в его поведении, в его манере говорить, в его свободе. Что-то непонятное, от чего она терялась и пасовала. И она, еще не осознавая, в чем опасность, поняла – нужно его отсюда увести. Нельзя с ним здесь оставаться. И как бы собравшись с мыслями и силами, сказала бодрым голосом то, что давно уже хотела сказать.

      – Ну вот и спасибо, что проводили… Мне нужно собираться на ужин… У меня ужин через десять минут…

      И добавила для убедительности:

      – У нас тут все по расписанию… Я могу опоздать…

      А он, подойдя к ней, взглянул на нее опять с какой-то смешинкой в глазах и сказал:

      – Да ладно тебе, слышь, Надь. Ну что ты заладила – расписание… Будь проще, какое расписание может быть у свободных людей?

      И опять захохотал, весело как-то, радостно:

      – Мы же с тобой свободные люди, Надя… Свободные, – сказал он это слово с