Иафет в поисках отца. Фредерик Марриет

а так как сегодня суббота, то я получил сейчас деньги, на которые и хочу сперва купить пластыря, а на остальные выпить водки, которая, может быть, не вылечит ли меня, а если все это не поможет, то, верно, сам черт уже залез в мою спину.

      У нас не было этого пластыря, но был нарывной. Тимофей передал его мне, а я мужику.

      – Что вы хотите за него? – спросил он меня. Нарывной пластырь, намазанный на бумагу, стоил шиллинг, и потому я спросил восемнадцать пенсов, таким образом мы получили барыша шесть пенсов.

      – Черт возьми, можно бы было подумать, что вы ошиблись и дали мне пластырь для богатых людей; от этого у меня будет меньше водки. Вот вам деньги – да и прощайте, уже поздно.

      Мы с Тимофеем смеялись, считая деньги; но, кажется, что бедняга, напившись водки, приложил пластырь к спине, когда ложился спать, потому что на следующее утро был не в завидном положении.

      Целую неделю мы его не видали, но к концу ее, к ужасу нашему, он вошел в лавку. Брукс был тогда занят чем-то за конторкой. Тимофей увидел его прежде, нежели он мог нас заметить, и сейчас дернул меня. Мы ускользнули в заднюю комнату и отворили немного двери, чтобы слышать, что происходило.

      – Это разбой! – кричал мужик. – Верно, вы мне дали чертова пластыря; он не оставил у меня ни клочка кожи; я целую неделю пролежал на постели без работы.

      – Я, право, не помню, чтобы давал тебе какой-нибудь пластырь, – возразил Брукс.

      – Черт вас возьми, если вы не помните, а мне кажется, я во век не забуду его. Правда, он вылечил меня, но зато я чуть не умер от этого проклятого лечения.

      – Ты, верно, брал в какой-нибудь другой аптеке, – заметил Брукс, – не ошибаешься ли?

      – Какая ошибка! Видно, вы ошиблись пластырем. Разве я не помню, что получил от мальчика в этой лавке.

      – Никто не продает здесь без меня.

      Ирландец был удивлен, он осматривался кругом.

      – Ну, если это не та лавка, так, по крайней мере, родная ее сестра.

      – Тимофей! – закричал Брукс.

      – В той лавке был тоже какой-то Тимофей, потому что я слышал, как один мальчик звал другого этим же именем. Впрочем, все равно, если пластырь содрал с меня кожу, зато вылечил. Итак, прощайте, аптекарь.

      Когда ирландец ушел, мы вышли из нашего убежища, и Брукс спросил меня:

      – Иафет, продавали вы пластырь ирландцу?

      – Да; разве вы не помните, в прошлую субботу я вам отдал шиллинг?

      – Помню; да чего он у вас спрашивал?

      – Он требовал пластырь от lumbago, а я дал ему нарывной.

      Я посмотрел на Тимофея и засмеялся. – Не делайте в другой раз этих штук, – сказал Брукс. – Я вижу, в чем дело. Это шутки для вас, а не для него.

      Брукс думал, что мы из шалости это сделали. Он читал нам очень долго мораль и грозил пожаловаться Кофагусу, если мы сделаем это впредь.

      Так прошла наша гроза, сделавшая меня на будущее очень осторожным, и так как я с каждым днем приобретал более познаний в лекарствах, то и мог в скором времени сам их составлять на все требования, и менее, нежели через полтора года, я приготовлял