С Райкой. Илья Либман

на Райке это никак не отразилось. Она была любимой внучкой и наследницей приличного состояния.

      Но обо всем этом Малыш узнал значительно позже, когда поселился в Филадельфии. А в начале он просто познакомился с ней, одинокой, не взятой после ужина на вечеринку, погожим июньским вечером.

      Малыш тогда сидел на теплой гранитной глыбе напротив ресторана на воде под названием Кронберг и наблюдал за девушкой, крутящей в руках карту города. У него был свободный вечерок – на дачу не надо было ехать, и он решил познакомиться. Одним из способов знакомства с американцами был способ найденных денег: нужно было просто поднять у них из-под ног смятый рубль и невинно спросить, не их ли это деньги. Малышу было где-то даже стыдно пользоваться таким методом, но он отнимал меньше всего усилий.

      Так он и поступил в тот раз: медленно подошел к ней и нагнулся, чтобы завязать толстый шнурок на чешской туфле, а встал уже во весь рост с протянутым рублем. Девушка, однако, денежку не взяла, а полезла в свой худой кошелек, чтобы пересчитать свою наличность. Рубль оказался не ее, но «она могла бы найти ему употребление, если малышу он тянет руку».

      От одной этой фразы, произнесенной с легким латышским акцентом, малышу стало нестерпимо хорошо. Он готов был к приключению с этой, внешне никакой, девочкой.

      Малыш подумал тогда, что должно быть переводные герои О» Генри заезжают и в их страну, и ему повезло встретиться с одной из них. Только позже он узнал, что такими летучими фразами оперируют ее бабушка и дедушка из Киева.

      Малыш решил ответить так, чтобы не спугнуть и не насторожить ее. Он сказал, что если рубль и действительно не ее, то, по крайней мере, она была соучастницей его находки и может официально претендовать на любую его половину. Он говорил это серьезным голосом судейского секретаря из чеховского рассказа и был уверен, что такой ответ поймет не любой местный житель, но девочка засмеялась откровенно, не стесняясь своих безукоризненных зубов. Она все поняла с иронией во главе.

      Это сразу дало ей право обратиться к Малышу на «ты», толкнуть его слегка в плечо и предположить, что все другие жадные американцы впились бы в этот рубль. Малышу ничего не надо было делать: девочка сказала, что ее зовут Райкой, что имя ее обозначает предбанник рая, но когда она получит свой PhD то станет большой Раей или большим раем.

      Малыш тогда и сам не заметил, что они уже не стоят, а идут.

      Они шли тенистой асфальтовой тропинкой вдоль забора зоопарка по направлению к кино-театру Великан. Случилось ли это само собой, или был в том Райкин план, и вся игра ее с вращением карты города была заманиловкой для Малыша или другого беспечного карасика, сказать сейчас трудно.

      У Малыша не было никакого конкретного плана, как не бывает планов у птиц, мигрирующих по сезонно или рыб, плывущих вспять по мелководью против течения для нереста. В те годы у Малыша в голове шел бесконечный процесс, похожий на варку стали или прокат бумажной ленты. Такие процессы не останавливаются, как правило. В них можно подбросить катализаторов, добавить дутья или увеличить кислотность пульпы, но технологически они безостановочны.

      Райка взяла контроль над разговором в свои руки. Она рассказывала про американскую команду студентов, про то, что летние 6 недель, по ее мнению, вовсе не учеба, а отмывка каких-то шпионских башлей под крышей студенческого обмена, что она в России 4 раз – случайно получила подработку на лето – ехать с этой программой, что ей надо заканчивать ее дисcер про русских писателей 20—30 годов.

      Малыш шел рядом с ней, слушал и думал про доскаональность и занудство – когда одно переходит в другое, и обратим ли этот процесс.

      Райка неожиданно замолчала, как если бы услышала его мысли. Он не подал виду, что уловил это, а задумчиво спросил, знает ли она, кто жил вон в том доме, с булочной на первом этаже. Она сказала ему, что узнает об этом очень скоро – как только он ей это скажет и никогда не забудет. Малыш оценил ее рвение к знаниям и сказал: «В этом доме жил писатель Пильняк. Помнишь… кому таторы, а кому-ляторы?»

      Райка встала, как вкопанная, и вдруг резко стала заваливаться куда-то назад.

      К счастью там оказалась скамейка. Малыш уселся рядом, и противоречивые чувства посетили его. С одной стороны он был горд за себя, что, не метясь, от бедра попал не только в яблочко, но и в Райкино сердце – наповал буквально.

      А с другой стороны – он не хотел сложностей – a что, если она припадoчная с пузырями. Но припадочной она не была, а просто взяла его за незастегнутую пуговицу мадрасовой марлевой рубашки и стала говорить, что это все не случайно, что он ей ниспослан кем-то и что Аннушка опять пролила масло. На последних словах пуговица была вырвана из рубашки с мясом.

      Малыш сидел растроганный и не умел достойно ответить на такое кроме как сказать, что он будет рад быть ей полезен, чем сможет.

      Райке такие слова понравились. Она положила пуговицу в нагрудный карман своей тонкой трикотажной блузки диковинного дизайна. Малыш проводил глазами свою пуговицу и только тут заметил, что на Райке нет лифчика, и на него в упор смотрят в два дула ее груди во всей очерченной красоте.

      Райкино