Смерть Вазир-Мухтара. Юрий Тынянов

вам русское народное лицо. Он стоит вне Запада и вне Востока. И это ложится на его лицо.

      «Ну и соврал!» – со сладострастием подумал Грибоедов.

      – Ваш человек не русский, – сказал он холодно Чаадаеву, – он только кривляет свое лицо, он вас копирует. А мы кто? Поврежденный класс полуевропейцев.

      Чаадаев смотрел на него покровительственно.

      – О, любезный друг, какая у вас странная решительность мнений и разговора, вообразите, я ее встречаю везде, кругом, ее – и немощность поступков.

      Грибоедов не ответил, и наступила тишина.

      Чаадаев увлекся кофеем, прихлебывал.

      – У нас тоже есть мысль, – сказал вдруг Грибоедов, – корысть – вот общая мысль. Другой нет и быть не может, кажется. Корысть заохотит всех более познавать и самим действовать. Я в Париже не бывал, ниже́[66] в Англии, а на Востоке был. Страсть к корысти, потом к улучшению бытия своего, потом к познанию. Я хотел вам даже рассказать об одном своем проекте.

      Чаадаев пролил кофе на халат.

      – Да, да, да, – сказал он недоверчиво и жадно поглядывал на Грибоедова, – помнится, я читал об этом.

      – О чем читали? – остолбенел Грибоедов.

      – Но, бог мой, и о корысти, и… проект. Вы читали Сен-Симона[67]? И потом… милый друг, да, ведь это же об Ост-Индской компании была статья в «Review»[68].

      Грибоедов насупился. Склизкие глаза Чаадаева на него посматривали.

      – Да, да, – говорил Чаадаев тускло, – это интересно, это очень интересно…

      – Мой друг, мой дорогой друг, – сказал он вдруг тихо, – когда я вижу, как вы, поэт, один из умов, которые я еще ценю здесь, вы не творите более, но погружаетесь в дрязги, мне хочется сказать вам: зачем вы стоите на моем пути, зачем вы мне мешаете идти?

      – Но вы, кажется, и не собираетесь никуда идти, – сказал спокойно Грибоедов.

      Чаадаев сбросил на стол черный колпак с головы. Открылась лысина – высокая, сияющая.

      Он провозгласил, гнусавя, как Тальма[69]:

      – О, мой корыстный друг, поздравляю вас с прибытием в наш Некрополь, город мертвых! Долго ли у нас погостите?

      Провожая Грибоедова, он у самых дверей спросил его беспечно:

      – Милый Грибоедов, вы при деньгах? Мне не шлют из деревни. Ссудите меня пятьюдесятью рублями. Или ста пятьюдесятью. Первой же поштой отошлю.

      У Грибоедова не было денег, и Чаадаев расстался с ним снисходительно.

      6

      Освещенные окна вызвали знакомое томление: кто-то его ждал в одном из окон.

      Он знал, что все это, конечно, вздор – ни одно окно не освещено, ни одно сердце не бьется здесь для него.

      Он знал больше: за окнами сидят молодые, старые и средних лет люди, по большей части чиновники, дрянь, говорят, сплетничают, играют в карты. Наконец окна гаснут. Все это, разумеется, вздор и бредни. И на сто человек – один умный.

      Стыдно сознаться: он забыл имена московских любовниц; окна светились не для него, бордели его юности были закрыты.

      Где найдет он странноприимный дом для крови,

66

Ниже́ – даже (устар.).

67

Сен-Симо́н Анри Клод (1760–1825) – французский социалист-утопист.

68

«Review» – Речь идет об одном из двух журналов, издававшихся в Англии, – «Edinburgh Review» (1802–1829) или «Westminster Review» (1824–1914).

69

Тальма́ Франсуа Жозеф (1763–1826) – знаменитый французский актер-трагик.