Смерть Вазир-Мухтара. Юрий Тынянов

ие своей почти вековой жизни «Кюхля» завоевывал единодушное признание все новых поколений читателей и критиков.

      По-иному сложилась судьба второго романа писателя – «Смерть Вазир-Мухтара» (1927–1928). Тут не было и нет единодушия. Время от времени споры об этой книге вспыхивают с особой силой, что объясняется сложностью ее идейной концепции и образной системы.

      Книга многопланова. Как в «Кюхле» и неоконченном «Пушкине» (1936–1943), в центре здесь образ поэта. Формально книга охватывает лишь неполный год жизни своего героя – А. С. Грибоедова. Прибыв в Россию из Персии после заключения Туркманчайского мира, в достижении которого он играл первостепенную роль, Грибоедов вскоре вновь отправляется в эту страну, уже в ранге посла, вазир-мухтара, и там гибнет в январе 1829 года. Однако рамки повествования раздвигаются. Грибоедов предстает перед нами не только как дипломат, но и как художник, чьи новые замыслы не могут быть завершены, и как автор проекта экономического преобразования Закавказья, осуществить который ему тоже не дано. В итоге книга вырастает в роман о судьбе поколения; о тех, кто готовил декабрьское восстание, пережил его поражение и вынужден, преследуя при этом свои цели, сотрудничать с победителями.

      Мы видим Грибоедова в многообразных связях и ситуациях – от сугубо личных до обретающих общественное и государственное значение. Среди окружающих его лиц разжалованные декабристы и их «гуманный покровитель» Николай I; опальный Ермолов и сменивший его на посту главнокомандующего в Грузии Паскевич; высшие чины русского дипломатического ведомства, дипломаты английские, правители Персии. На страницах романа появляются Пушкин и Булгарин, Чаадаев и Сенковский, Екатерина Телешова, Нина Чавчавадзе и множество других лиц, с которыми судьба сводила Грибоедова в тот роковой для него год.

      Действие переносится из России в Персию, из Москвы в Петербург, из Тифлиса в Тебриз и Тегеран, из дворцовых кабинетов в гостиничные номера, из дворянских особняков в солдатские палатки. В один сравнительно небольшой том «спрессовано» множество событий, «важных» и «мелких» (иному романисту тут хватило бы материала на несколько книг). С этим связана необычная для исторического жанра манера повествования, ее емкость и даже «перенасыщенность».

      Однако не только очевидное художественное новаторство было причиной упреков и суровых приговоров, вызванных книгой. Ее жанровое своеобразие порождено определенной поэтической концепцией и нетрадиционной трактовкой образа главного героя. Тынянов, это признавали все, изобразил Грибоедова «по-своему». Вот это-то и бралось под сомнение: право автора создавать нехрестоматийный образ классика. Не следовало ли ограничиться «дополнениями» к уже сложившимся взглядам на автора «Горя от ума»? Пойдя своим путем, Тынянов в итоге «снизил» и даже «исказил» существующий в нашем сознании «в основном верный» образ великого писателя – такие упреки роману раздаются и по сей день.

      Как и почему возникло это искажение? Ведь, создавая «Смерть Вазир-Мухтара», Тынянов оставался признанным знатоком изображаемой эпохи? Критики, не принимавшие романа, сходились в том, что формалистическая страсть к парадоксам погубила книгу, хотя многие ее страницы и отличаются «художественной убедительностью».

      Парадоксов действительно множество уже во вступлении к роману, где резко противопоставлены две эпохи русской жизни. «На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой» – так начинается книга. Вовсе перестали существовать? Стало быть, тридцатые наступили в середине двадцатых? Образно, но нет ли тут сгущения красок? С идущим далее сомнительным заявлением: «время вдруг переломилось» – еще можно бы помириться, но при этом автор позволил себе сказать, будто для лучших людей двадцатых годов началась «страшная жизнь превращаемых».

      Вот в этих предвзятых неосновательных идеях – о «переломившемся» времени и в особенности о «превращаемых» людях – заключается, по мнению противников романа, корень зла. Подгоняя под надуманную схему реальные события, акцентируя второстепенное и недостоверное, Тынянов в результате создал картину безысходно-мрачную. Ведь всего лишь несколько десятилетий спустя с душной атмосферой, воцарившейся в России после разгрома декабристского восстания, будет покончено. Этого совершенно не ощущаешь в наглухо замкнутом в своей эпохе, лишенном исторической перспективы романе. Отсюда появлялся и вывод: книга, написанная рукой умелого мастера, «ущербна», ибо проникнута идеями «фатализма» и «пессимизма».

      К этим упрекам, высказываемым вот уже почти пять десятков лет, надо отнестись серьезно. Прежде всего требует вдумчивого подхода ключевой вопрос – о «переломившейся» эпохе и «превращаемых» людях.

      Действительно ли столь резким было различие между людьми двадцатых годов и людьми тридцатых, появившимися на исторической сцене, как считает Тынянов, сразу же после поражения восстания? Не ошибается ли тут писатель, во-первых, излишне драматизируя и неверно трактуя ход истории и, во-вторых, настойчиво соотнося драму Грибоедова с ее драмой?

      Раздумывая над этим, надо помнить, что интерес к переломным моментам, к резким сдвигам