Правь, Британия! (сборник). Дафна Дюморье

твой внезапный интерес к verrerie вызван тем, что ей уже два с половиной века, а у тебя, возможно, появится наконец наследник?

      – Нет, – ответил я.

      – Ты уверен?

      – Абсолютно. Мой интерес вызван тем, что вчера я увидел фабрику новыми глазами. В первый раз я наблюдал за рабочими. Я понял, что они гордятся своим делом, да и хозяин фабрики им небезразличен. Если она закроется, они мало того что окажутся на улице – будут обмануты, потеряют в него веру.

      – Значит, тобой движет гордость?

      – Вероятно. Можешь назвать это так.

      Бела принялась чистить грушу и давать мне ее по кусочкам.

      – Твоя ошибка в том, что ты предоставил управление фабрикой брату. Если бы ты не был так чудовищно ленив, ты взял бы все в свои руки.

      – Я тоже об этом думал.

      – Еще не поздно начать сначала.

      – Нет, время упущено. Да к тому же я ничего в этом не смыслю.

      – Глупости. Ты бывал на фабрике с самого детства. Даже если стекольное дело ничуточки тебя не интересовало, ты не мог не набраться каких-то практических знаний. Я иногда спрашиваю себя…

      Она замолчала и принялась чистить яблоко.

      – О чем?

      – Неважно… Я не люблю залезать людям в душу.

      – Продолжай, – сказал я. – Ты разбудила мое любопытство. Моя душа к твоим услугам.

      – Просто, – сказала Бела, – я иногда спрашиваю себя, уж не потому ли ты не проявляешь интереса к фабрике, что не хочешь ворошить прошлое. Не хочешь думать о Морисе Дювале.

      Я молчал. Морис Дюваль – человек, о котором говорил Жак, человек, стоявший на фотографии рядом с Жаном де Ге?.. Я ничего о нем не знал.

      – Пожалуй, – проговорил я.

      – Вот видишь, – мягко сказала Бела, – тебе неприятен мой вопрос.

      Она ошибалась. Было крайне существенно выяснить все, что можно, о Жане де Ге. Но без риска совершить еще одну оплошность.

      – Нет, – ответил я, – ты не права. Прошу тебя, продолжай.

      В первый раз Бела отвела глаза и посмотрела поверх моей головы в пространство.

      – Оккупация кончилась пятнадцать лет назад, – сказала она. – Во всяком случае, для Мориса Дюваля. Однако люди все еще помнят его – какой прекрасный он был человек и как ужасно умер. Вряд ли у тех, кто был причастен к его смерти, от этого делается легче на сердце.

      В дверь тихонько постучали, и на пороге возник невысокий худой человек в берете. Увидев меня, он улыбнулся.

      – Bonjour, monsieur le comte, – сказал он. – Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?

      – Спасибо, прекрасно.

      – В машине не было никакой дамы. Но на сиденье лежала записка.

      Он с поклоном протянул ее мне. Записка была короткая и деловая: «Чуть не целый час искала вас и Мари-Ноэль. Наняла машину, чтобы вернуться в Сен-Жиль. Р.» Я показал записку Беле.

      – Можешь теперь успокоиться, – сказала она. – Винсент, будьте другом, отнесите все это на кухню, ладно?

      – Разумеется, мадам.

      – Тишь да гладь да божья благодать, – проговорила Бела. – Надолго? Для меня – до трех часов. Для тебя – пока ты здесь. Дать тебе еще одну подушку?

      – Нет,