.

«Теперь это только его мир», – печально подумала она. Тем не менее ей не хотелось верить Лисандру. Здесь она может делать то, чего так отчаянно желала. Она не только получила возможность жить, как смертные, но и чувствовать так же, как они.

      Дверь спальни открылась, спасая ее от необходимости отвечать, в комнату влетел маленький пластиковый пузырек и приземлился на пол рядом с обутыми в сандалии ногами Лисандра.

      – Вот лекарство! – крикнул Торин и захлопнул дверь, прежде чем Оливия успела снова раскричаться.

      Аэрон хотел было подняться, но Оливия навалилась на него всем весом, удерживая на месте.

      – Нет, – проговорила она, морщась от очередной вспышки боли. – Останься.

      Он мог бы оттолкнуть ее, но не стал.

      – Мне нужно взять таблетки. Они облегчат твою боль.

      – Позже, – сказала она.

      Теперь, узнав нежность прикосновений Аэрона, тепло его тела, успокаивающие объятия, Оливия не хотела разлучаться с ним. Даже на миг.

      Сначала ей показалось, что он проигнорирует ее просьбу, но спустя мгновение он расслабился и обнял ее крепче. Оливия довольно вздохнула и снова посмотрела в жесткие глаза Лисандра. Он хмурился.

      – Вот почему, – обратилась она к нему.

      Ангелы друг друга не обнимают. Наверняка могли бы, если б захотели, но никогда так не делают. Зачем бы им это понадобилось? Они ведь считают друг друга братьями и сестрами, и физическому желанию в этих отношениях нет места.

      – Что «вот почему»? – спросил Аэрон, по-прежнему сбитый с толку.

      – Вот почему ты мне нравишься, – честно ответила она.

      Он напрягся, но промолчал.

      Прищурившись, Лисандр плавным движением расправил крылья, и их золото засверкало в лунном свете. Одно перо упало на пол.

      – Поправляйся, милая, а потом я вернусь. Тебе здесь не место. Со временем ты это тоже почувствуешь.

      Глава 5

      В первую ночь своего пребывания в крепости Оливия уснула, едва закончив странный разговор с самой собой. Она стонала и вздыхала, мучаясь от боли, и металась по кровати, отчего разбередила свои раны еще сильнее. А на вторую ночь опять стала бормотать о демонах.

      – Не трогай меня, ты, вонючая тварь. – Рыдание, всхлип. – Пожалуйста, не трогай меня.

      На третью ночь воцарилось зловещее молчание.

      Аэрон предпочел бы мольбы.

      Все это время он находился рядом – вытирал ей пот со лба, поил водой с толчеными таблетками и даже прочитал вслух один из любовных романов Париса, хотя Оливия никак не отреагировала. Ему вовсе не хотелось, чтобы ее смерть была на его совести.

      Более того, Аэрон желал, чтобы она исчезла из его жизни, и не важно, как сильно его тело реагирует на ее близость. Или на мысли о ней. Он не лгал, говоря, что, как только выздоровеет, она должна будет уйти. Именно из-за реакции его тела.

      Хуже того, из-за реакции его демона. Не на нее, а из-за нее.

      «Накажи, – кажется, в сотый уже раз настаивал демон. – Накажи тех, кто ее мучил».

      Когда на Аэрона наложили проклятие жажды крови, демон