Год Змея. Яна Лехчина

ты, что случилось с Гурат-градом?

      Он, конечно, знал. Войличи держали под собой далекий север, но новости слетались к ним, словно птицы, на купеческих и боевых кораблях. Кровавый, южный, великий Гурат-град, с которым могла сравниться только Волчья Волынь, сожжен. Слова дались тяжело, а люди Хортима напряглись так, будто услышанное разбередило старую рану. Может, они и изгнанники, но почти у каждого в Гурате была семья. Раньше, до дракона.

      Мстивой Войлич погладил подбородок.

      – Я знаю, что у Гурат-града новый князь.

      Говорят, Кивр Горбович не то сгорел заживо, не то был убит сильнейшим из прислужников Сармата, якобы предводителем каменных воинов. Отец изгнал и опозорил Хортима, но юноша желал, чтобы правдой оказалось последнее. Князь всегда оставался безжалостно несгибаем и презирал младшего сына, скроенного не по его воле, но должен был погибнуть в бою. И – Хортим продолжал так думать – его мог убить лишь бессмертный воин, не меньше. Хортиму захотелось выругаться: будь она проклята, сыновья гордость.

      – Что за князь без города? – Он и сказал – «города». Гуратскому княжеству принадлежали десяток деревень и обширная степь, в которой до сих пор случались битвы с тукерами. Но Горбовичи испокон веков чтили свою столицу больше, чем что-нибудь другое.

      – Я думаю, ты справишься, – все так же бесцветно улыбнулся Мстивой. – Гурат сожгли не впервые, и ты возведешь его снова. Ты замиришься со знатными родами, которые твой гневливый отец выслал глубже в степь, к ханам. Убитых не вернешь, но ты соберешь под соколом разбросанные по Пустоши деревни княжьих людей. Сейчас они охотно пойдут за тобой.

      Слова, слова…

      Хортим представлял, как много нужно для таких свершений. И для начала – небо без зарева пожара. Когда юноша говорил важные для него вещи, его голос становился тих. Не в пример отцовскому.

      – Я ценю твою мудрость, князь, но я и моя дружина пришли не за советами. – Он прошагал вдоль длинных столов. Быстро остановился, но подался вперед и сжал в кулак обезображенную ожогами руку. – Идем со мной бить Сармата, князь.

      В зале повисла тишина, и даже малая дружина Мстивоя застыла. Уголок рта Архи криво пополз вверх, а Фасольд привычно стиснул обух топора. Оставшийся отряд Хортима – бравые вояки Фасольда и отчаянная Соколья дюжина – кажется, перестал дышать от напряжения. А синие глаза Мстивоя смотрели из-под медовых ресниц, не меняясь, и в них по-прежнему плескались словно бы отеческая насмешка, хозяйское радушие и волынский холод.

      – У меня немного людей, – согласился Хортим, едва не сбиваясь на шепот и не отводя от князя пристального взгляда, – но они прошли со мной огонь и воду. Каждый из них стоит троих. Я говорю с тобой, Мстивой Войлич, потому что из южных княжеств никто не решился встать с нами плечом к плечу. Но тебе, говорят, неведом страх. Говорят, твоя дружина сражается, как стая свирепых волков. – («Не спорим», – хохотнул Тужир.)

      – Ты знаешь, что Княжьи горы не будут спокойны, пока жив дракон. Сармат-змей просит дань и убивает…

      – Посмотри