Поход к двум водопадам. Дарья Доцук

я, чтобы он отвязался.

      – Дэ-э-э, опять какая-то муть! – Троша изобразил страдание, схватил меня своими железными клешнями и стал трясти, приговаривая в такт: – Вера! Я замаялся уже!

      Мальчишки сзади засмеялись, и Троша, получив дозу одобрения, отпустил меня. Но я знала, что ненадолго.

      Наконец появилась Ирина Борисовна. Первые десять минут урока Троша, как всегда, вел себя спокойно: слушал про Горького и героический романтизм, что-то переспрашивал и внимательно кивал. В общем, демонстрировал интерес, чтобы не придирались потом, что он якобы ничего не делает на уроке.

      Тем не менее с каждой минутой мне становилось все тревожнее: скоро эта игра ему надоест и он примется за меня.

      Решив, что достаточно поучаствовал в изучении поэмы, Троша погрузился в телефон. Замечаний ему уже давно не делали – лишь бы молчал и не срывал урок. Он был как пороховая бочка, которую старались, по возможности, не трогать.

      Когда и телефон ему надоел, он нагло выдрал из моей тетради листок и, хихикая, стал что-то корябать. Через минуту скомканная записка тюкнула меня в висок и упала на скрещенные колени. Троша и несколько мальчишек сдавленно хохотнули.

      Троша потянулся за запиской:

      – Ой, смотри, куда закатилась…

      Я быстро схватила комок и зажала в кулаке.

      – Читай, – шепнул Троша. – Это я тебе написал.

      – Спасибо, не надо.

      – Ну давай! – Мерзкая улыбочка дернула его губы.

      – Мне неинтересно.

      Он как будто обиделся:

      – Да ничего там такого нет, вот ты… – И отвернулся.

      Я знала, что нельзя поддаваться, это всё три детских завитка у него на лбу и честные голубые глаза, которым всегда удается тебя провести. Но внутри появилась какая-то заноза: а вдруг там и правда ничего такого? Может, он именно сегодня решил побыть нормальным? Ведь бывали такие дни, редко, но все же. И я развернула.

      «Какого цвета у тебя трусики?»

      Троша захрюкал от смеха. Костя и Дима прочитали записку через мое плечо и тоже принялись давиться хохотом, как макаронами в начальной школе. Они весь второй класс ели их на скорость да еще у Степкина отбирали.

      Я смяла записку и страдальчески посмотрела на Ирину Борисовну. Хоть бы отсадила его куда-нибудь!

      Видно было, что она волновалась – не из-за нее ли это, не скучно ли она рассказывает. Она не умела повышать голос и попросила с виноватой вежливостью:

      – Троша, мальчики, не отвлекайтесь, пожалуйста, послушайте…

      – Ага. – Троша посидел спокойно тридцать секунд и снова наклонился ко мне: – Пойдешь в кино?

      – Нет.

      – Почему?

      – Почему? Даже не знаю!

      – Нет, ну правда, почему? – Опять этот серьезный честный взгляд. И тут же: – Ну какого они у тебя цвета? Скажи, чо ты!

      С каждым годом он становился все хуже, и когда казалось, что хуже уже некуда, он придумывал новую выходку. В третьем классе я носила зубную пластинку и после обеда бежала в туалет, чтобы незаметно промыть ее. А мальчишки во главе с Трошей