Карта хаоса. Феликс Х. Пальма

немного и делай то же, что и я, – подбодрил его Доджсон, ухватив щепотку пыльцы и поднеся к носу. Потом протянул коробочку Уэллсу, который явно колебался: – Ну же, Джордж, смелей. Зачем, по-твоему, человеку нужен нос – чтобы нюхать полевые цветы?

      Уэллс ухватил немного пыльцы, поднес к носу и вдохнул. Профессор одобрительно ухмыльнулся и, как только ритуал был исполнен, спрятал табакерку, прислонился спиной к дереву и сладко закрыл глаза.

      – А теперь пусть твое воображение немного полетает, Джордж, – произнес он мягким шепотом. – И ты наконец-то узнаешь, как далеко оно способно унестись.

      Уэллс принял ту же позу и тоже закрыл глаза. Несколько минут он пытался представить какой-нибудь бесполезный пустяк, как велел Чарльз, но голова по-прежнему была занята вполне конкретным вопросом: можно ли обнаружить болезнь человека, исследуя его дыхание так же, как кровь или мочу. Об этом способе диагностики он размышлял вот уже несколько дней. Короче, пыльца не действовала на него, и, слегка разочарованный, он уже хотел сообщить о своей неудаче профессору, но решил еще немного посидеть с закрытыми глазами и подождать, пока тот сам подаст признаки жизни. Джордж не хотел мешать учителю, который, возможно, запустил свое воображение в полет, как дети запускают в небо бумажный змей. Уэллс наслаждался свежим ветерком, дувшим с реки, а чтобы не заскучать, попытался вычленить некую систему в жужжании насекомых. И вдруг почувствовал, что засыпает. В полудреме он заметил, как его рассудок начал странным образом вибрировать, а мысли – перекатываться с места на место, постепенно избавляясь от всякой логики. А еще он понял, что теперь любая из сформулированных им идей плывет по течению, как лодка, отвязавшаяся от причала, и его охватила паника. Однако Уэллс быстро успокоился, сказав себе, что с его рассудком не происходит ничего плохого, а беспорядок в голове случился под воздействием пыльцы. И он решил не противиться ее эффекту, хотя двигало им скорее любопытство, нежели страх. Дюжины нелепых образов, совершенно фантастических и одновременно многозначительных, стали рождаться у него в мозгу, то закручиваясь вихрем, то переплетаясь друг с другом в самых противоестественных комбинациях. Он увидел марсианские воздушные корабли, которые приближались к Земле, увидел людей-невидимок, а также странных тварей – помесь свиньи и гиены. И почувствовал острое возбуждение. Как будто скакал на неоседланном диком коне. Это ощущение настолько его заворожило, что Джордж позволил ему усилиться, чтобы понять, сможет ли он точно так же скакать на драконе. Непонятно, сколько времени он провел в подобном состоянии, пока выстраивал истории и снова их разрушал, не подчиняясь никакой другой логике, кроме бредовой. Кажется, Чарльз испытывал то же самое, но, когда вокруг посвежело и Уэллс открыл глаза, он увидел, что профессор с веселой улыбкой наблюдает за ним.

      – То, с чем ты сейчас столкнулся, дорогой Джордж, собственно, и называется воображением. Многие, правда, считают, что от него нет никакого прока, но я готов с этим поспорить. Мы то, что мы воображаем, –