Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник). М. И. Ибрагимова

улице, – ответила Анка, идя впереди и с удивлением повторяя слова цыганки: «Не говори «не верю».

      А ведь на самом деле она с Дуняшей уже не раз бегала к бабке Марфе, которая умела ворожить. Да разве только они вдвоём бегали, многие женщины зачастили к ней – с первых дней войны, как только призвали казаков на фронт.

      – Далеко ли твоя улица? – прервав раздумья Анки, спросила цыганка.

      – Та тут недалече…

      – С кем живёшь? – не отставала гадалка.

      – Одна, – тихо ответила Анка.

      Ворожка довольно улыбнулась, это её больше устраивало, чем присутствие домочадцев. Идя следом за Анкой, она вкрадчиво продолжала:

      – Я ведь и привораживать умею, и беду отвести могу.

      – Да что вы, тётечка, такое говорите, разве это возможно?

      – Возможно, дочь моя, возможно. Вот тебе истинный крест! Пусть Бог меня покарает, если брешу.

      Так дошли они до дому.

      Войдя в прихожую, цыганка сбросила грязные башмаки и последовала за Анкой в горницу. Небольшая, с низким потолком комната двумя оконцами смотрела на улицу. В одном углу стояла гладко смазанная глиной и чисто выбеленная извёсткой печка-грубка с духовкой. Хорошая в доме хозяйка или нет, станичные бабы судят по виду печки.

      В комнате было чисто. В другом углу стояла кровать, покрытая вязаным домотканым покрывалом, у спинок горкой возвышались взбитые пуховые подушки, одна меньше другой. Посреди комнаты стоял стол, покрытый клетчатой скатертью. У наружной стены, между двумя окнами, над маленьким туалетным столиком висело небольшое зеркало в чёрной резной раме, покрытое сверху рушником с кружевами и вышитыми петушками на концах – память сватов. Окна были занавешены дешёвыми гардинами.

      Окинув любопытным взглядом небогатое убранство хаты, цыганка задержалась на деревянном добротно сделанном сундуке. Из-под полосатого рядна, покрывавшего его, выступал огромного размера замок. Этот замок, пожалуй, больше всего привлёк внимание гостьи, она не сомневалась, что, если и есть что-то стоящее в доме, там оно и хранится.

      – Тётечка, а как вас величать? – спросила Анка, придвигая табурет.

      – Лайна, тётушка Лайна, – ответила цыганка. Засунув руку за пазуху, извлекла шёлковый кисет на шнурке и, развязав горловинку, достала замусоленную, с потёртыми углами колоду карт. Когда Анка уселась напротив, тётушка Лайна, глянув на неё тёмными проницательными глазами, спросила: – На кого кидать велишь, на себя иль на короля?

      – Лучше на него, на Василька моего. Давненько вестей от него не получала. Может, узнаете, жив он или нет, аль в плену мается.

      Цыганка ловила каждую фразу каждое слово, которое могло пригодиться ей, и сыпала вопрос за вопросом:

      – А какой он у тебя, молодой аль в годах, чернявый или белявый?

      – Молоденький мой Василёк, глаза серые, брови чёрные, кудри каштановые, нос ровный, губы толстые – добрый, значит, – заключила Анка.

      – Бубновый король, – сказала цыганка и, перебрав колоду, вытащила из неё бубнового