Ведьма-хранительница. Ольга Громыко

тихо ругаясь, повела кобылу к ближайшему пеньку.

      Сразу за поворотом нам встретился деревенский пьянчуга, томимый жестоким похмельем. При виде меня он разочарованно скомкал пустой мешок и побрел обратно, не желая отвечать на провокационные вопросы: что из моего добра приглянулось ему больше всего и какую долю потребует себе заяц. Проехав мимо, я обнаружила, что вся деревня с жадным интересом ожидает исхода поединка «заяц – ведьма», не думая возвращаться к повседневным хлопотам. Увидев меня целой и невредимой, селяне огорченно завздыхали, но тут же воспряли духом: я поинтересовалась, не продаст ли кто с полдюжины яиц.

      Раздобыв искомый деликатес, я торжественно возложила его на пенек у опушки, несколько издевательски повинилась перед зайцем за маловерие и вернулась в деревню. Выждала часок для верности, заодно купила потрошеную курицу себе на ужин и вторично выехала за околицу.

      Как только деревня скрылась за деревьями, из кустов показался давешний заяц – второго такого наглого и здоровенного свет не видал. Я благоговейно придержала лошадь. Длинноухий шантажист неспешно, словно оказывая мне одолжение, пересек дорогу, оглянулся и, кажется, с трудом удержался от глумливого жеста в нашу сторону.

      – Смолка… – Я мстительно выдержала паузу, потом резко тряхнула поводьями. – Ату его!!!

      Заяц припал к земле, но быстро опомнился и рванул во всю прыть, высоко подбрасывая куцый зад. Вокруг расстилалось кочковатое редколесье, абсолютно непригодное для конной погони – если, конечно, ваша лошадь не выросла на болоте и не боится сломать ногу в барсучьей норе. Из-под копыт полетели клочья травы, в ушах засвистел ветер. Кобыла скакала размашисто и мягко, как кошка, без труда огибая деревья. Задачу она уяснила четко, мне оставалось только цепляться за ее шею и уворачиваться от веток.

      Изрядно струхнувший заяц начал петлять, метаться из стороны в сторону, но Смолка вошла во вкус и с легкостью повторяла его выкрутасы. Зверек мелькал то слева, то справа, безуспешно пытаясь прорваться к заваленному буреломом оврагу. Наконец кобыле удалось наподдать ему копытом, заяц кубарем покатился по траве, да так и остался лежать, закрыв морду лапками. Смолка услужливо присела, я наклонилась и подняла зайца за теплые упругие уши. Он обреченно брыкнулся и затих, сопя подвижным треугольничком носа.

      – О камень и на щи, – проникновенно сказала я. – Ведьмам дорогу перебегаем? Мороками балуемся? Травку-граюн посреди дороги раскладываем, а лошадям потом волки мерещатся? Или медведи?

      Заяц содрогнулся, исхудал и сменил цвет на зеленоватый с проседью. Из-под заострившегося рыльца блеснули мелкие игольчатые зубки.

      – Разберешь вас тут, что ни баба – то ведьма, – раскатистым басом прогудел леший. – Уши-то отпусти, не казенные!

      Я разжала пальцы. «Заяц» покачнулся и сел, не удержавшись на ногах.

      – Сиротинушке неимущему