Стрелецкий десятник. Николай Кондратьев

зайцев; приглушенно смеялись. Не расходились потому, что приказано тут встретить поклоном царя-батюшку.

      Бабы и молодицы собрались отдельно, иные переглядывались с парнями. Однако даже здесь, на приволье, вдали от родителей, игривость молодежи гасла под строгими взглядами пожилых односельчан. И тут кто-то из баб низким голосом произнес речитативом всем знакомые слова. Будто дожидаясь этого, остальные сразу подхватили хором, и над полями и рекой к голубому небу понеслась песня такая же бескрайняя, как просторы вокруг:

      Ой-да, послали меня молоду

      в поле полоть лебеду-траву.

      Ой-да, целый день гнула спинушку,

      а домой пришла – муженек бранит:

      Ой-да, почему ты не улыбчива?

      Почему мужу не услужлива?

      Ой-да, к мужу я приласкалася,

      поднесла воды, сапоги сняла.

      Ой-да, дети малые в избе

      слезами заливаются.

      Ой-да, во дворе-то коровы

      ревьмя ревут, надрываются.

      Ой-да, коровушек подоила я,

      детишек уложила спать.

      Ой-да, свекор-батюшка волком рыкает.

      Я молода ему улыбнулася.

      Ой-да, свекровушка то заметила,

      понесла меня на чем свет стоит!

      Ой-да, со свекровушкой я поладила,

      уложила в постель, ноги вымыла.

      Ой-да, а потом свекору уважила…

      Перестал рычать, стал подхваливать.

      Ой-да, все поделала, все уладила,

      и самой пора прикорнуть-уснуть.

      Ой-да, прикорнуть-уснуть

      не пришлося мне:

      Ой-да, заиграл пастух

      да в золотой рожок.

      Любит русский человек послушать задушевную песню и подтянуть, хоть вполголоса. Замолчали самые говорливые из мужиков, подошли поближе к бабам. Окрепла песня, окрасилась многоголосием, переливами и повторами, шутливая и задорная.

9

      Туда, где лежали два убитых волка, псари подтащили и волчицу. Старший псарь, сняв шапку, стоял потупившись. Царь заметил его:

      – Говори.

      – Государь, зверя посек твой десятник Юрша.

      На удивление свиты, эти слова не рассердили, а, наоборот, обрадовали Ивана, его глаза весело сверкнули:

      – Десятник, говоришь? Юрша, ты где?

      – Тут, государь.

      – Ну-ка подь ближе. – Дети боярские с заметной неохотой отвернули коней, пропуская десятника. – Скажи нам, как ты в нашу забаву впутался?

      – Помилуй, государь. Я защитил… – На долю секунды замялся Юрша, потом, смутившись, закончил: – Защитил твоего коня. Волк набросился на него, государь.

      – Молодец! Везде поспеваешь. Вот только шкуру попортил.

      – Виноват, государь. Поспешил.

      – Ладно. Придется простить. Я у тебя в долгу, Юрша, твой конь подо мной. Боярин Прокофий, дашь десятнику лучшего коня в полной сбруе. Да чтоб пригляднее вот этой. – Иван тряхнул уздечкой. – В другой раз чтоб не зазорно было государю держать.

      Боярин Прокофий подался вперед:

      – Государь, изволь