Дикие кошки Барсума. Геннадий Авласенко

я жила во дворце! – с отчаяньем шептали окровавленные губы женщины. – Я жила во дворце! Во дворце…

      И вдруг среди хаотического переплетения знакомых и незнакомых ей замысловатых образов возник… ДВОРЕЦ!

      Тот самый, в котором она жила когда-то…

      Женщина сразу же узнала его, этот дворец. Вот огромный золочёный зал на первом этаже. А вот уже она идёт по широкой аметистовой лестнице, поднимаясь по ней на второй этаж. Она идёт одна, а за ней, почтительно, как того и требует этикет, отстав на несколько ступенек, следует её свита. И самыми первыми в свите её боевые подруги, преданные её душой и телом, ведь все они, и она в том числе, все они…

      Все они – ДИКИЕ КОШКИ БАРСУМА!

      Фермер Нил, жестоко и безжалостно избивший рабочую свою жену, сам того не желая, оказал её большую услугу.

      Боль, нестерпимая, невыносимая эта боль резко ускорила процесс восстановления памяти, снимая слой за слоем сложную систему гипноблокировки. Ещё мгновение – и там появилась первая узкая трещинка… за ней вторая, третья… А потом…

      Словно неисправный шлюз под натиском бешенного весеннего паводка, разлетелась в клочья хитроумная и, казалось, такая совершенная система гипоблокировки, и тяжёлый поток воспоминаний обрушился вдруг на женщину. Даже не поток – целый водопад воспоминаний…

      Под воздействием неудержимого этого водопада женщина упала на пол, тело её забилось в судорогах, на него страшно было даже смотреть. То выгибаясь дугой так, что затылок её почти входил в соприкосновение с пятками босых ног, то свёртываясь в какой-то невероятный узел, женщина беспомощно и беспамятно билась на паркетном полу столовой, голова её время от времени больно ударялась о массивную металлическую ножку кресла, широко растопыренные пальцы отчаянно царапали полированную паркетную поверхность в тщетной попытке хоть за что-либо ухватиться…