А между тем. Лариса Миллер

синевы и тишины, и плеска,

      На берегу, колени к подбородку,

      Сидеть, следя недвижимую лодку

      И слушая полуденные речи

      Реки, не прерывая, не переча.

      А у меня всего одна…

      А у меня всего одна

      Картина в рамке побелённой:

      Июньский день и сад зелёный

      В квадрате моего окна…

      И дуба тень. И дома тыл.

      Забор. А ниже, где художник

      Поставить подпись позабыл, –

      Омытый ливнем подорожник.

      И говорим о том о сём…

      И говорим о том о сём,

      Покуда в сумерках пасём

      Сухой листвы стада овечьи.

      И бесконечны наши речи

      О будущем, о вещих снах,

      Об ускользающих годах,

      Неизживаемых обидах.

      О том, о чём и вдох, и выдох.

      Жить на свете – что может быть проще?..

      Жить на свете – что может быть проще? –

      И в июньской полуденной роще

      Меж стволами бродить и бродить,

      И, беседы утративши нить,

      Всё брести, не заметив молчанья,

      В сонной роще, где вечно качанье

      И поскрипыванье ствола

      И на землю стекает смола.

      Завершается всё полосою закатной…

      Завершается всё полосою закатной:

      И уклад многолетний, и риск многократный,

      И любовь, и раздолье, и праздник, и встреча…

      Свод небесный багряною краской расцвечен.

      И чем ближе к закату, чем ближе к развязке,

      Тем тревожней тона, тем багровее краски.

      1971

      Не спугни. Не спугни. Подходи осторожно…

      Не спугни. Не спугни. Подходи осторожно,

      Даже если собою владеть невозможно,

      Когда маленький ангел на белых крылах –

      Вот ещё один взмах и ещё один взмах –

      К нам слетает с небес и садится меж нами,

      Прикоснувшись к земле неземными крылами.

      Я слежу за случившимся, веки смежив,

      Чем жила я доселе, и чем ты был жив,

      И моя и твоя в мире сём принадлежность –

      Всё неважно, когда есть безмерная нежность.

      Мы не снегом – небесной осыпаны пылью.

      Назови это сном. Назови это былью.

      Я могу белых крыльев рукою коснуться.

      Надо только привстать. Надо только проснуться.

      Надо сделать лишь шаг различимый и внятный

      В этой снежной ночи на земле необъятной.

      Где ты тут в пространстве белом?..

      Где ты тут в пространстве белом?

      Всех нас временем смывает,

      Даже тех, кто занят делом –

      Кровлю прочную свивает.

      И бесшумно переходит

      Всяк в иное измеренье,

      Как бесшумно происходит

      Тихой влаги испаренье,

      Слух не тронув самый чуткий;

      Незаметно и невнятно,

      Как смещаются за сутки

      Эти солнечные пятна.

      Где ты в снах своих и бденьи?

      В беспредельности пространства

      Только видимость владенья,

      Обладанья, постоянства.

      И всё равно я буду помнить свет…

      И всё равно я буду помнить свет.

      И в пору тьмы, и на пороге смерти

      Я не скажу, что в мире света нет,

      А если и скажу, то мне не верьте.

      Сплошная тьма у самого лица.

      Но стоит сделать два нетвёрдых шага,

      И вот уж под лучом струится влага

      Какого-то лесного озерца.

      Мираж и сон? Воображенья плод?

      И ночь кругом, и свет совсем не брезжит;

      Но значит, где-то день и солнце нежит,

      И огненно настурция цветёт.

      Когда садилось солнце в пять…

      Когда садилось солнце в пять,

      В те снежные недели,

      Всё то, о чём нельзя мечтать,

      Случалося на деле.

      И я, приемля все дары,

      Растерянно молчала,

      Предчувствуя иной поры,

      Иных времён начало,

      Когда кругом и вдалеке

      Всё снова станет глухо,

      И попросить о пустяке –

      И то не хватит духа,

      Когда не сыщешь днём