Петербургское действо. Том 1. Евгений Салиас де Турнемир

Алексей Орлов.

      – На мой толк, Алехан, прежде всего рогатиной нам хохлацкой заручиться. Тогда все как по маслу пойдет.

      – Какой рогатиной?!

      – Хохлацкой. В ней вся сила! – смеялся, шагая, Григорий.

      – Что ты приплетаешь? Какая хохлацкая рогатина?

      – А гетман! Граф Кирилл Григорьевич.

      Алексей Орлов усмехнулся и тряхнул головой:

      – Мудрено. К Разумовским и ворот не найдешь; не знаешь, с какой стороны и подъехать к ним. Они оба доки мягко стлать.

      – Говорю – пустите меня!

      – Пустите! Рано. Что зря в петлю лезть! – отвечал серьезно младший брат. – Они по первому слову велят тебя арестовать и поедут к государю… Нам за тобой вслед и пересчитают всем головы. Да и зачем? Мы еще и не знаем сами, с какого конца взяться.

      – Гетман не таков человек, чтобы доносить. Да и хитер. Он, поди, давно носом чует, чего вся гвардия желает.

      – Вся гвардия! Вся ли, Гриша? Кабы вся-то желала, так мы с тобой не болтали бы зря, а дело делали.

      – Ну а не в пример мудренее, говорю, начать, коли гетмана не достанешь себе.

      – Начинать-то, Гриша, покуда нечего, а то и без него обойдемся. Что тут гетман?.. А тяжел ведь, проклятый. Руки обломаешь об него.

      – Гетман-то? Да, ленив на подъем; как все они, сказывают, хохлы.

      – Вот этот гетман тяжел, говорю! – рассмеялся Алексей Орлов и бросил лапу животного.

      Братья остановились отдохнуть и молча стали над медведем.

      – А вот что, Гриша, – выговорил вдруг Алексей. Веселый и бодрый голос его понизился и звучал иначе. – Ты подумал ли о том, братец, что ныне пост идет? Не за горами и Страстная да говенье. Как же теперь быть, если священник на духу что-либо такое к нашему делу подходящее спросит вдруг?

      – Не спросит, не бойсь.

      – Не спросит? Ты всегда так. Ну а спросит, говорю?..

      – Да с чего ж?..

      – А хоть с того вот, что уж месяц целый то и дело у нас спрашивает всяк: что у тебя на дому за сходбища да что мы засиживаемся за полночь? Пить не пьем и спать не идем.

      Григорий Орлов глянул на брата и молчал.

      – А лгут, Гриша, на исповеди только перекрести из татарвы.

      – Вестимо. Но и открыться на духу, Алеханушка, хоть бы малость – избави бог. Не можно. Поп из-за камилавки – из мухи слона сделает и в набат ударит.

      – Вот то-то и есть! Я вот эдак и думаю все: как быть?.. – тихо выговорил Алексей.

      И два молодца-богатыря задумались, стоя над мертвым мишкой. Огромное лохматое животное, сраженное в пятиминутной борьбе, было для них дело заурядное, над которым думать не пришлось. А говеть или нет, лгать на духу или нет – это был вопрос далеко не заурядный. Было о чем молодецкие головы поломать.

      – Что ж? Отложи говеть до времени, – вымолвил наконец Григорий Орлов. – Бог простит!

      – А ты, Гриша? – с изумлением воскликнул брат.

      – Вестимо, тоже… Я, ты знаешь, завсегда за тобой. Как ты… А попадемся в чем после, так в Березове уж и отговеем, – усмехнулся он. – И времени-то там у нас, Алеханушка, много будет, Богу-то молиться.