Иоанн III, собиратель земли Русской. Нестор Кукольник

запомни мой совет. Добывай Византию посольским умом и языком, да, пожалуй, чужими руками, но денег на это дело не трать; на случай неудачи, не останешься нищим. И то еще скажу, что, где осядешь на год, на два, давай нам знать, мы тебя своею помощью никогда не оставим… Когда же в путь?..

      – Завтра, великий государь и благодетель!..

      – Так скоро?..

      – И не желал бы, но обстоятельства того требуют. Ты посылаешь послов к хану крымскому, так мы далеко можем с ними ехать безопасно, потому что послы с малым обозом не поедут…

      – Весьма благоразумно. Но разве ты норовишь к Черному морю?

      – Нет, государь, мы до Крыма вместе, а там к молдавскому господарю; тут все пути безопасные.

      – Кроме Буржака, но там теперь Менгли-Гиреева орда сидит в засаде на Польшу; так я велю тебе дать опасную грамоту, орда меня слушается, что своего хана. Пожалуй, дадут еще проводников до самого Прута. Тогда поистине безопасное странствие… А Холмскому я накажу, чтобы тебе старался быть в помощь… А ты, Андрей Фомич… это последняя просьба… гляди за моим орленком, чтобы он в пути не пристал к какому соблазну; пуще, чтоб к вину не пристрастился; попроси от меня о том и супружницу свою, потому что женский глаз острее, а речь ласковее, а лаской из такого ребенка все сделаешь. Ну, благослови Господи и напутствуй их твоим святым покровом. Прости, Андрей Фомич! Не забывай нас, пиши почаще… Прости!

      Иоанн встал и протянул руки. Палеолог не без волнения обнял Иоанна и поцеловал в плечо. С сестрою он тоже поцеловался, но только и могли сказать: прощай, сестра, прощай, брат. Боярам Палеолог сделал легкий поклон, те отвечали тем же; расстались!

      – От души кланялся! – сказал Мамон тихо. – Авось уедет… Пошел-ушел.

      – А я так и не кланялся, – перебил Ощера. – Потому что уехать уедет, да воротится, туда-сюда… Пташка перелетная, да и голубку подобрал себе, говорят, вострую. – Ощера утерся рукавом.

      – Что ты? – спросил государь.

      – Так! У меня уж такой норов!

      – Софья, – сказал Иоанн, – не пора ли детям в хоромы…

      Софья и дети ушли. Иоанн продолжал:

      – А какой же это у тебя норов?

      – Красавица, так кровь и заиграет, туда-сюда. Прослышу – лихорадка, а увижу – опьянею.

      – Да где же ты красавиц-то у нас видишь…

      – На сенокосе, когда сено собирают или хлеб жнут. Уж тут я всегда в подмосковной…

      – Мамон, что, он правду говорит?

      – Врет он, государь, хвастунишка, пошел-ушел. Был он ходок когда-то, да теперь куда ему, вылинял; пусть шапку снимет, голова у него – ни дать ни взять у поповской палки яблоко…

      – Не хвались своей щетиной; шуба-то мохнатая, да с дрянного зверя, туда-сюда. Недаром тебя государь Мамоном прозвал; годовалого теленка, туда-сюда, на ужин съел… А что я люблю на красавиц посмотреть, тут греха нет. И, признаюсь, я столько про Зою наслышан, что дал бы гривну[18], туда-сюда, чтобы на нее взглянуть.

      – Ну а какой же грех, что я ем столько, сколько нужно. Чем я виноват, что утроба верблюжья.

18

Гривна – род медальона, ладонки, образка (медного, серебряного, золотого), обычно створчатого, носимого на цепи на шее.