Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай. Джеймс Фенимор Купер

думать, что Мерседес де Вальверде судит обо мне так плохо, что действительно опасается, как бы человек с моим именем и положением не связался с шайкой пиратов!

      – Откуда вы знаете, что я так о вас думала?

      – Если бы вы попросили меня остаться ради вас, Мерседес, – нет, если бы вы даже возложили на меня тягчайшие обязанности, как на своего рыцаря, или подарили мне хоть каплю вашей благосклонности, я бы скорее расстался с жизнью, чем с Кастилией! Но даже ласкового взгляда я не получил в награду за все, что мне пришлось за вас выстрадать…

      – Выстрадать, Луис?

      – Разве это не страдание и не мука? Я люблю вас так, что готов целовать землю, по которой вы ступаете, а в ответ – ни доброго слова, ни дружеского взгляда, ни единого знака, который бы говорил, что та, чей образ я храню в душе как святыню, относится ко мне хоть немного иначе, чем к беззаботному бродяге и ветреному искателю приключений!

      – Луис де Бобадилья, тот, кто знает вас по-настоящему, не может о вас так думать!

      – Тысячу благодарностей за эти добрые слова и еще десять тысяч – за ласковую улыбку, которая их сопровождала! А теперь, любимая, я готов исполнить любое ваше желание…

      – Мое желание, дон Луис?

      – Готов претерпеть самые суровые упреки в нескромности и неприличии, лишь бы вы снизошли до меня и сказали, почему вам не безразличны мои поступки, почему они доставляют вам радость или, скажем, огорчение.

      – Но как же может быть иначе? Разве вы, Луис, могли бы равнодушно следить за судьбой человека, которого знали с детства и уважали как друга?

      – «Уважали»! Ах, Мерседес, неужели большего я не заслужил?

      – Это совсем не мало, Луис, когда уважают. Тот, кто ценит добродетель, не отдаст свое уважение недостойному, а вас, зная ваше золотое сердце и рыцарскую доблесть, невозможно не уважать. К тому же я никогда ни от кого не скрывала своего уважения к вам.

      – Вы говорите это так, словно нечто другое скрываете. Ах, Мерседес, будьте снисходительны до конца! Признайтесь, что к чувству уважения примешивалось, пусть изредка, пусть совсем робко, но другое, более нежное чувство! Признайтесь!

      Мерседес вспыхнула, однако и на сей раз не дала желанного ответа. Некоторое время она молчала. А когда заговорила, то голос ее звучал неуверенно и часто прерывался, словно она сама не знала, нужно ли и можно ли говорить о том, что она собиралась сказать.

      – Вы много путешествовали, Луис, много бывали в дальних краях и даже навлекли на себя кое-чье недовольство своей любовью к бесконечным скитаниям, – осторожно начала Мерседес. – Почему бы вам снова не завоевать доверие вашей тетушки тем же самым способом, каким вы его потеряли?

      – Я вас не понимаю. Вы воплощение осторожности, – и вдруг такой странный совет!

      – Люди скромные и осторожные хорошо обдумывают свои поступки и слова, и таким можно верить. Если не ошибаюсь, смелый замысел Колумба поразил вас, хотя вы и пытались скрыть это за насмешливыми речами.

      – Отныне