Последний завет. Боэт Кипринский

En memoria de la participacion comun en el aprendizaje aburrido del curso obligatorio teorico y practico y en las diskussiones animadas dellas mismas materias y otras cosas fuera de las lecciones en el Ynstituto de Perfeccionamiento, Mosku, Sadovaya-Kudrinskaya, 9, mayo, 1988.

      Aut.¹

      К читателям этого издания

      Работая над «Последним заветом» для его первого издания, автор придерживался правила: не оставлять ничего недосказанным, неясным. Как по части содержания книги, так и – по форме, по компоновке разделов и проч. И в его оценке сделанное им выглядело достаточно монолитным и законченным. Вопрос о добавлениях текста уже поэтому, казалось, возникать просто не мог.

      Такая «установка», однако, не получилась. Её легко «развалил» мониторинг читательских мнений.

      Люди, дотошно вникавшие в существо страниц и строк необычного, по их отзывам, сочинения, со своей стороны повели себя также довольно необычно. Как представляется, никому из них и практически ни в чём не удалось возразить автору сколько-нибудь по-научному или, по крайней мере, – основательно. Это подтверждено немалым числом их солидарных одобрительных замечаний о прочитанной книге. Сами же попытки возражать оставлены не были, и в результате они находились уже как бы на расстоянии от предмета обсуждения, проявляясь как иллюзии, высвеченные поводом, и не редко – даже не высказанные. Любопытно! – Взятые вместе, они показывали, насколько общественное мнение ещё непроизвольно сторонится того существенного, к чему можно бы свести написанное в «Последнем завете». Надо полагать, сторонится не только в России, но и во многих местах за рубежом. И к тому же не без явных немалых потерь для его выразителей.

      Из-за чего это происходит? – Своеобразным ответом являются приложения, которыми в данном издании дополняется прежний, подправленный и слегка обновлённый текст.

      Видимо, тут будет уместным обратить внимание читателей ещё на одно обстоятельство. Материал книги изложен в таком виде, что всякая его «примерка» под известные жанры оказывается или малоубедительной, или вообще несостоятельной. Между тем у людей практичных не может не возникать «законного» по современным понятиям права знать всё о жанровых параметрах сочинённого. Особенно пристрастны в этом издательства и агентства по рекламе книжной продукции, для которых жанр есть определённый товар.

      Информировать их надо бы чётко и прямо; но информации – нет. Поскольку рождено нечто, ни на что, кажется, не похожее. Как тут поступить? В сходном положении, случалось, «увязали» многие, в том числе, к примеру, шоумен Розенбаум. По его словам, никто не мог бы сказать, в каком жанре он работал перед публикой. «Этого, – как то обронил он, – не знаю даже я сам». – Автор «Последнего завета» легко присоединяется к этому примиряющему утверждению. Он тоже – не знает. Да в конце концов и в названии ли жанра тут всё дело? А если уж так нужно его обозначить, кто-то когда-нибудь обязательно в этом преуспеет.

      Б. Кипринский

      Предисловие

      ДОСТОВЕРНО, ЗАНИМАТЕЛЬНО, ЗЛОБОДНЕВНО

      Открылась бездна

      Звёзд полна.

      Звездам числа нет,

      Бездне дна.

      Михайло Ломоносов

      …иные понятия употребляются для обозначения наших отношений к другим и образованы так… что всё значение их указывает на удаление от нас.²

      Как справедливо подмечено многими, размышление о самых общих принципах всегда запаздывает.³

      Это касается принципов любого порядка, поскольку в них уже выражена обобщённость, без которой значение понятия или образа предмета или явления ещё не достигает своего формального уровня. Человеком были затрачены многие тысячи лет на размышение над каждым понятием, – чтобы оно как можно «плотнее» «улеглось» в языковой оболочке – в слове и, кроме того, легко могло «перетекать» из одной словесной оболочки в другую, сохраняя ту же «массу». Но поскольку масштабы и степень обобщённости бывают различны, то различными должны быть и охваченные ими понятийные «массы». Наиболее общие принципы это те, в которых обобщение – «предельное»: им охватываются настолько большие части мира, его движений и состояний, что их значения здесь как бы абсолютны и не только не измеряемы в их полноте, но и не представляемы таковыми. Их, такие значения, обозначают как субстанции, и, поскольку они «ускользают» от измерения, а, значит, и от полного знания о них, то тем самым каждому предоставляется возможность судить или размышлять о них по-своему. «Масса» в этом случае «растаскивается», хотя, разумеется, только в том смысле, что может быть очень большим лишь число установленных выводов от частных о ней размышлений. Познавание в целом (то есть – как исчерпывающее) оказывается невозможным и всегда остаётся приблизительным, условным. – Время, пространство, движение, материя – давно и достаточно хорошо всем известные субстанции, понятийные «массы» которых будто бы постоянно выскальзывают из их словесных оболочек, – настолько они ещё и до сих пор представляются неопределёнными

1

В память о совместном участии в скучном усвоении обязательного курса теории и практики по одному и тому же предмету и в оживлённых внеурочных обсуждениях того же, но ещё и прочего – во всесоюзном Институте повышения квалификации, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9, май 1988 г.

Авт. (– c исп.)

2

Луций Анней Сенека. «О благодеяниях». Книга пятая, глава десятая. По изданию: «Римские стоики. Сенека. Эпиктет. Марк Аврелий». Москва, «Терра – книжный клуб» – издательство «Республика», 1998 г.; стр. 112.

3

См., в частности: Фридрих Ницше. «Воля к власти», 393. По изданию: Ф р и д р и х Н и ц ш е. «Воля к власти. Посмертные афоризмы». Минск, «Попурри», 1999 г.; стр. 185.