Превратности судьбы. Виктор Мишин

особисту.

      – В смысле, ТЫ сам больше знаешь? – удивился Мальцев, прервав свои обвинения.

      – Да в самом прямом, товарищ старший майор госбезопасности, – чуть подтянувшись, я смотрел прямо в глаза собеседника.

      – Что ты знаешь о положении немцев и их оснащении?

      – А что тут знать? – искренне удивился я. – Народу у них пока хватает, но вот в кольце окружения особо не погуляешь. Сидят малыми группами по развалинам и ждут, когда их командиры приказ отдадут.

      – Какой приказ? – машинально спросил особист.

      – О капитуляции, конечно, какой еще. В их положении другой возможности сохранить жизни солдат нет, это и немчуре понятно.

      – А с чего ты взял, что мы им капитулировать предложим? – с хитринкой в глазах вновь спрашивает старший майор.

      – Ну, – протянул я, – просто думаю, что и у нас людей лишних нет, зачем еще закапывать в землю бойцов, если можно заставить капитулировать окруженного противника? До Берлина нам еще далеко, опытные и обстрелянные бойцы нам самим пригодятся, вон сколько земли под немцами сейчас.

      – Какое-то у тебя, сержант, пораженческое настроение, надо бить врага, приказ 227 помнишь?

      – Конечно, но разве Верховный главнокомандующий приказывает всем быстренько умереть? И, кстати, был и еще один приказ, уничтожать врага, где бы он ни находился, – на провокации я и сам отвечу провокационным вопросом.

      – Больно ты умный, сержант… Ладно, топай к своим, но наша беседа не закончена! – фыркнул особист.

      Чего он привязался? Ну, грохнул пленного, мало ли таких случаев на фронтах, люди злые, надоела всем уже эта война, а ведь еще два с лишним года биться. Вернувшись в расположение, узнаю обалденную новость, которая только утвердила меня в моей правоте. Дело в том, что немцы из соседних развалин-укреплений видели, как погиб их командир полка, и… да полезли потихоньку сдаваться. Ну и ладушки, нам меньше по этим подвалам лазать.

      Сегодня, тридцатого января, со стороны универмага немцы неожиданно ударили, собрав в кулак остатки своих танков. Семь машин, не знаю, на воздухе они, что ли, работают, при поддержке пехоты и артиллерии, внезапно ломанулись в сторону железной дороги. Наш батальон стоял восточнее универмага, и удар был в противоположную сторону, но командование приказало атаковать, чтобы сорвать наступление немцев, ударом с тыла. Заслон тут был почти в одну нитку, и прорвали мы его довольно быстро, буквально с ходу. Я и еще две пары стрелков-снайперов поддерживали атаку с дистанции. С Петрухой, во мне вдруг опять проснулся азарт, мы залезли в такое место, что перед нами, в трех сотнях метров, возвышался полуразрушенный универмаг. Нет, я не собирался валить Паулюса, но кого-нибудь из его штаба уж постараюсь, а заодно и охрану свежеиспеченного фельдмаршала, а то у него в ней такие зубры состоят, что только держись.

      Наши двинули на цитадель фельдмаршала целых шесть танков. Латаные-перелатаные «тридцатьчетверки», пыхтя изношенными моторами, медленно двигались по двум разбитым