У жены под кроватью. Людмила Милевская

дверь Глафиры и удовлетворенно пробубнил:

      – Так я и знал.

      Дверь действительно была открыта, а измотанная страстью мужа подруги Глаша спала сном праведницы. Когда Желтухин, побродив по квартире и не обнаружив своего кейса, потряс любовницу за плечо, та открыла припухшие глаза, сонно улыбнулась и блаженно простонала:

      – Уже уходишь…

      – Нет, только что пришел.

      – Как – пришел? – мгновенно проснулась Глафира.

      Она изумленно уставилась на серый костюм любовника, перевела взгляд на темно-синий, лежащий рядом с кроватью на стуле (в нем Желтухин вчера пришел) и спросила:

      – Ваня, ты где был?

      Желтухину вовсе не хотелось рассказывать о перипетиях прошедшей ночи.

      – Некогда, Глаша, потом, – сказал он и деловито спросил: – Где мой кейс?

      Глафира была разочарована:

      – Так ты за кейсом пришел? А я думала…

      Сбросив остатки сна, она схватила любовника за пряжку ремня и с силой потянула на себя, кокетливо воркуя:

      – А кто мне скажет доброе утро? А где наш орел? Почему он не летит в свое гнездышко? Пи-пи-питичка ждет его…

      Сообразив о чем идет речь, Желтухин запаниковал. Он уже не чувствовал себя орлом, готовым лететь в любое гнездышко. Точнее, его «орел» вообще утратил способность летать, он был вял и апатичен.

      – Некогда, Глаша, я страшно спешу.

      – Спешишь? – Глафира была потрясена. – Что я слышу, Ваня, когда ты отказывался? Это займет не больше минуты, – принялась уговаривать она.

      Желтухин с ужасом осознал, что даже мысль об «этом» ему отвратительна.

      – Где мой кейс? – завопил он. – Я не могу без кейса идти на работу! Там печать! Моя печать!

      – Господи, что с тобой? – остолбенела Глафира. – Где ты был? И что там с тобой делали?

      Изумляя самого себя, Желтухин начал дерзить.

      – Не твое дело! – рявкнул он. – Я не обязан перед тобой отчитываться!

      – Ах вот как! – обиженно поджала губы Глафира и, похлопав рукой по холодной постели, заявила: – Тогда ты кейс не получишь до тех пор, пока не расскажешь где всю ночь ошивался. Зная крутой нрав любовницы, Желтухин сдался и рассказал. Все как есть. Умолчал лишь о странном поведении жены, но Глафиру разве обманешь? Заметив легкий налет смущения в глазах любовника, она приказала:

      – Не смей от меня ничего скрывать! Рассказывай!

      И Желтухин, перекрестившись, выдал Липочку с головой.

      – Я всегда говорила, что она похотливая сучка, – сквозь слезы смеха, подытожила Глафира.

      Иван Семенович хотел возразить, но, почуяв опасность, промолчал – кейс действительно был ему нужен.

      – Ну хватит, Глаша, хватит, – лишь сердито вымолвил он.

      Но Глафира торжествовала. Непросто было ее остановить. Наконец, насмеявшись, она глянула в злые глаза любовника и подумала: «Правильно делаю, что держу своего Пончикова в тонусе. Удовлетворенный мужик – настоящее животное: неуправляем и агрессивен».

      – Возьми свой кейс в шкафу в прихожей и поскорей отчаливай, импотент недоделанный, – презрительно процедила она и демонстративно накрыла голову одеялом,